Для большей части людей в любом современном обществе непосредственным основанием для денежных трат сверх необходимых для физического благополучия является не столько сознательное стремление превзойти других в размере явного потребления, сколько желание соответствовать общепринятым требованиям благопристойности по качеству и количеству потребляемых благ. Это желание вызывается вовсе не какими-то жесткими и неизменными нормами, которых нужно придерживаться и выходить за которые ничто не побуждает. Нет, норма требований подвижна, прежде всего она способна бесконечно повышаться, при условии что может пройти достаточно времени для привыкания к очередному повышению платежеспособности и к новым, возросшим размерам расходов, вытекающим из этой повышенной платежеспособности. Куда труднее отказаться от усвоенного однажды размера расходов, чем увеличить привычные размеры в ответ на увеличение достатка. Многие статьи привычных расходов оказываются при анализе едва ли не сугубым расточительством, и потому они обусловлены лишь стремлением к уважению, а стоит им утвердиться в рамках соответствующего нормативного потребления и тем самым сделаться неотъемлемой частью образа жизни, как выясняется, что отказаться от них ничуть не проще, чем от многих расходов, непосредственно ведущих к материальному благополучию или даже необходимых для жизни и здоровья. То есть нарочито расточительные «уважительные» расходы, приносящие духовное благополучие, могут стать более насущными, нежели многие расходы, которые покрывают «низшие» потребности в физическом благополучии или хотя бы в средствах к поддержанию жизни. Отказаться от «высокого» уровня жизни заведомо трудно, как и «спуститься» на любой сравнительно низкий жизненный уровень; в первом случае, впрочем, налицо затруднение морального толка, а вот второй может затрагивать материальную сторону физического благополучия.
Да, обратный переход сверху вниз затруднителен, зато увеличение нарочитого расходования происходит относительно легко, практически как почти само собой разумеющееся. В тех редких случаях, когда увеличения зримого потребления не случается, хотя средства для этого вроде бы в наличии, публика обычно желает получить этому объяснение и нередко приписывает таким потребителям столь недостойный и презренный мотив, как скупость. С другой стороны, быстрая реакция на соответствующий стимул воспринимается как обычное следствие. Отсюда следует, что нормой расходования, обыкновенно определяющей наше поведение, не может считаться тот средний, обыденный порог, который уже достигнут; это своего рода идеал потребления, лежащий близко за пределами досягаемости, и его достижение требует от нас некоторых усилий. Мотивом выступает соперничество, стимулируемое завистническим сравнением, которое побуждает нас превосходить тех, с кем мы привыкли себя соотносить. По сути то же суждение выражается банальным замечанием: каждый класс завидует и подражает классу, стоящему на социальной лестнице ступенью выше, но при этом редко сравнивает себя с теми, кто находится ниже или кто значительно его опережает. Иными словами, норма приличия в расходах, как и остальные нормы соперничества, устанавливается теми, кто занимает ступень репутации прямо над нами; тем самым, особенно в обществах, где классовые различия несколько размыты, все каноны репутации и благопристойности заодно с нормами потребления можно проследить последовательно до обычаев и привычного мышления наивысшего в социальном и денежном отношении класса – праздного класса богатых.