Пока всякий производительный труд продолжает выполняться исключительно или обыденно рабами, ощущение унизительности любых производительных усилий постоянно и сильно присутствует в мышлении, не позволяя инстинкту к работе сколько-нибудь существенно подталкивать людей к производственной деятельности; но с переходом от условно-миролюбивой стадии (характеризуемой рабством и уважением к положению в обществе) к миролюбивой производственной стадии развития (наемный труд и денежная оплата) инстинкт к работе проявляется более действенно. Он начинает агрессивно определять взгляды людей на то, что достойно поощрения, и утверждается в качестве – хотя бы – вспомогательного канона самоудовлетворенности. Оставляя в стороне все привносимые обстоятельства, можно сказать, что сегодня в ничтожном меньшинстве будут те взрослые, кто вовсе не питает намерений достичь какой-либо цели или кто вовсе не испытывает побуждения придать форму предмету, факту или отношению на пользу человечеству. В значительной степени эту склонность может подавлять более насущное побуждение к почтенной праздности и стремление избежать недостойной полезности, а потому, следовательно, она может проявляться лишь в мнимой деятельности, например во взятии на себя «общественных обязанностей», в квазинаучных и квазихудожественных достижениях, в заботах по дому и его убранству, в участии в кружках кройки и шитья, в установлении моды в одежде и следовании этой моде, в умении играть в карты, ходить под парусом, играть в гольф и предаваться иным развлечениях. Сам тот факт, что под давлением обстоятельств инстинкт к работе способен выродиться в бессмысленность, ничуть не больше опровергает его наличие, нежели реальность инстинкта наседки опровергается тем, что нетрудно заставить наседку высиживать фарфоровые яйца.
Современные поиски какой-либо формы целенаправленной деятельности, которая одновременно не была бы неприлично производительной для личной или коллективной выгоды, знаменует собой различие в положении нынешнего праздного класса и того же слоя общества на условно-миролюбивой стадии развития. Как отмечалось выше, на более ранней стадии повсеместно господствующие институции рабства и статуса твердо и однозначно осуждали все цели, отличные от наивно и откровенно хищнических. Для наклонности к действию еще можно было найти какое-то привычное занятие через насилие, агрессию или подавление в отношении враждебных групп или подчиненных слоев внутри группы; тем самым снижалось социальное давление и праздный класс выплескивал энергию без обращения к реально полезным или хотя бы воображаемо полезным занятиям. До некоторой степени той же цели служила и практика охоты. Когда первобытное сообщество достигло этапа мирной производственной организации и когда более широкое освоение земель почти не оставило возможностей для охоты, давление побудило обращаться к полезным занятиям, и праздному классу пришлось искать себе это занятие в каком-либо ином направлении. Предосудительность полезных усилий также стала восприниматься менее остро с исчезновением принудительного труда, и тогда инстинкт к работе начал заявлять о себе все более настойчиво и последовательно.
В какой-то мере изменилось направление наименьшего сопротивления, так что энергия, ранее находившая отдушину в хищнической деятельности, теперь отчасти направлялась на достижение мнимо полезных целей. Нарочитая бесцельная праздность стала осуждаться, в особенности среди той значительной части праздного класса, чье плебейское происхождение заставляло поступать вразрез с традицией otium cum dignitate[15]. Но тот канон почтенности, который порицал всякое производительное занятие вообще, продолжал присутствовать и не допускал ничего, помимо мимолетной моды, для любого вида деятельности, реально полезного или производительного по своей сути. Это означало, что в практикуемой праздным классом нарочитой праздности произошли перемены – не столько по существу, сколько по форме. Примирение двух противоречащих друг другу требований было достигнуто за счет мнимой деятельности. Появились и утвердились многочисленные и сложные правила вежливости и социальные обязанности церемониального свойства, возникло множество организаций, в официальных названиях и труде которых воплощалась какая-либо благовидная цель, обильно велись разговоры и обсуждения, причем их участникам редко случалось задумываться о фактическом экономическом значении всей этой суеты. Наряду с мнимо целенаправленными занятиями обыкновенно, если не неизменно, присутствовал и неразрывно вплетенный в их структуру элемент подлинности целенаправленного стремления к какой-либо серьезной цели.
В более узкой области мнимой праздности тоже произошла аналогичная перемена. Вместо простого наслаждения зримым бездельем, как в лучшие патриархальные времена, домохозяйка на более поздней миролюбивой стадии прилежно хлопочет по дому. Характерные особенности такого развития домашней заботы уже описывались выше.