Теория праздного класса

Едва ли необходимо затевать здесь обсуждение отдельных ситуаций, когда канон репутационных расходов обыкновенно пересекается с моральными канонами поведения. Таким встречам уделяют большое внимание и широко их освещают те люди, в обязанность которых входит наблюдать и давать указания в отношении всевозможных отступлений от общепринятого морального кодекса. В современных сообществах, где господствующей экономической и юридической чертой общественной жизни выступает институция частной собственности, одной из важнейших характеристик морального кодекса является священная неприкосновенность собственности. Нет необходимости отстаивать или пояснять на примерах справедливость утверждения, что обычай соблюдать неприкосновенность частной собственности пересекается с другим обычаем – добиваться богатства ради доброго имени через нарочитое потребление. Большинство преступлений против собственности, прежде всего тяжких преступлений, подпадают под эту категорию. Широко известно, кстати, что в тех преступлениях, в результате которых в иные руки переходит крупная доля собственности, преступник обычно не подвергается высшей мере наказания или тому величайшему позору, который неминуемо пал бы на него, полагайся мы только на наивный моральный кодекс. Вор или жулик, изрядно разбогатевший путем правонарушения, скорее избежит сурового наказания со стороны закона, чем мелкий воришка; а благодаря возросшему достатку и тратам нечестно приобретенного богатства благопристойным образом ему перепадает толика репутации. Благовоспитанное расходование добычи в особенности привлекает особ, у которых сильно развито чувство внешних приличий, и существенно утишает остроту ощущения моральной низости при виде правонарушителя. Можно также отметить (это прямо связано с рассматриваемым вопросом), что мы все склонны прощать преступление против собственности тому человеку, мотивом действий которого является стремление обеспечить средства к «приличному» образу жизни для жены и детей. Если при этом упоминают, что жена «росла и воспитывалась в роскоши», такое уточнение принимается в качестве дополнительного смягчающего обстоятельства. То есть мы склонны прощать такие преступления, где цель преступника почтенна, где он стремится дать своей жене возможность осуществлять ради него мнимое потребление времени и материальных благ соответственно норме денежной благопристойности. В таком случае обычай одобрения привычного уровня нарочитого расточительства пересекается с обычаем порицания преступлений против собственности, причем до такой степени, что порой невозможно даже решить, выносится порицание или похвала. В особенности наглядно это проявляется там, где правонарушение имеет выраженные признаки хищничества или пиратства.

Вряд ли следует углубляться в изложение данной темы, но стоит, пожалуй, заметить, что все обилие моральных устоев, окружающих представление о неприкосновенности собственности, есть психологическая предпосылка традиционного восхваления богатства. Тут нужно добавить, что богатство, почитаемое как свято неприкосновенное, ценится прежде всего во имя доброй славы, обретаемой через нарочитое его потребление.

О влиянии денежной благопристойности на дух науки и на стремление к познанию будет сказано более подробно в отдельной главе. Также здесь нет особой необходимости останавливаться на представлении о достоинствах благочестия или ритуалов, равно как и об их полезности; данная тема будет затронута среди прочих в одной из последующих глав. Тем не менее практика репутационного расходования играет немалую роль в формировании широкого мнения о правильном и похвальном в вопросах священнослужения; следовательно, тут мы вправе разъяснить, как принцип нарочитого расточительства проявляется в некоторых общепринятых обрядах благочестия и в обусловленной этими обрядами кичливости.

Очевидно, что канон нарочитого расточительства во многом объясняет то явление, которое может быть названо благочестивым потреблением, например потребление священных зданий, церковных облачений и других материальных благ того же рода. Даже в тех современных культах, божествам которых приписывается предрасположенность к нерукотворным храмам[19], священные строения и прочее культовое имущество возводятся и отделываются с известным расчетом на толику почета от расточительных расходов. Достаточно лишь присмотреться или задуматься (оба варианта допустимы), чтобы убедиться, что дорогостоящая роскошь храмов оказывает возвышающее и утешающее воздействие на душевный настрой молящихся. Другим доказательством будет то обстоятельство, что, как известно, всякое свидетельство бедности или запущенности в священном храме вызывает ощущение глубокого стыда у всех очевидцев. Принадлежности для отправления всякого обряда благочестия должны быть безупречными в денежном отношении. Это требование не подлежит обсуждению, пусть полезность указанных принадлежностей может быть сомнительной в эстетическом или ином отношении.