Теория выигрыша

Что-то было в этой женщине, сидевшей на соседнем стуле, какой-то такой искренний интерес к жизни, что ему захотелось поразить ее. Он рассказал, что единственный из всей огромной семьи выжил в блокадном Ленинграде. Хотя был грудным ребенком и должен был умереть первым.

– Чудо, – сказала она. – Но такое бывает. Меня, например, нашли в степи. Я там провалялась больше суток, так сказали врачи, и меня не сожрали волки, не затоптали бараны, я тоже не умерла ни от голода, ни от жажды. Чудо!

– Чудо – согласился он.

Ему очень хотелось продолжить разговор, пригласить ее в кафе, и он, чтобы заинтересовать, чтобы не выглядеть старым распутником, признался, что у него нет и никогда не было семьи. Это ее страшно поразило.

– Как это? – воскликнула она. – Почему?

Калаутов по привычке начал юлить, говоря междометиями и делая паузы, он впустил в свою речь красивые, ничего не значащие слова, но он уже видел: эта смешная растрепанная женщина идет к сердцу напрямик.

И спрашивает именно то, что хочет спросить.

А он – переводчик шестидесяти семи лет, всю жизнь работающий со словами – наяву встречает такое умение впервые.

– Нет-нет-нет, – подняла она руку, словно желая заткнуть ему рот. – Вы мне тут философию не разводите, я и сама ее могу развести, моя первая любовь была философом и писателем. Вы мне скажите, почему?

– Жизнь – сложная штука…

– Вы голубой, что ли?

– Хи…

– Импотент? Но это же не препятствие, правда? У меня первый муж – знаменитый художник – он тоже из-за водки уже не мог, но он и на мне женился и еще потом на одной девушке из Красноярска…

– Да не импотент я, – осторожно оглянувшись на соседей, прошипел он.

– Эгоист, что ли? – Она совсем растерялась и из-за этого выглядела такой несчастной, словно у нее умер кто-то близкий. – Ну, не понимаю я, хоть убейте! Такой мужчина и не были женаты?

Зачем я начал этот разговор?

– Женщина какая обидела?

– Ладно, давайте закроем тему.

– Да я теперь не усну! Я первый раз встречаю, чтобы такой чудесный мужчина и… Вы не можете объяснить? – участливо спросила она. – Вы не можете объяснить так, чтобы я поняла?

Это прозвучало вызовом.

Объяснять было его профессией, и не мочь объяснить он не мог. У него была своя внутренняя клятва Гиппократа, он считал себя обязанным помогать непонимающим людям, причем, эта клятва была жестче врачебной – ведь в его профессии переводчика непреодолимых непониманий не существовало. «Вы не можете объяснить так, чтобы я поняла?»… Милая растрепанная незнакомка, да это чудовищный приговор в моем мире.

И как она угадала заклинание, отворяющее мои уста? – думал он впоследствии.

– У меня погибла вся семья, – произнес Калаутов. – Бабушка, дедушка, сестренка и мать. Мать умирала последней. Вы представляете, что это такое?

– Ах вот оно что! – зловещим тоном произнесла она и уперла руки в боки. – Да вы обижены на жизнь!

Какая недалекая женщина.

– Вы думаете, что избегаете ответственности, а на самом деле вы обижены на жизнь. Вы пошли на принцип.

– Ерунда.

– Нет, не ерунда.

– И даже если это так…

– И даже если это так, то с кем вы меряетесь? С жизнью? Вы глупый.

Он рассмеялся от неожиданности. Его впервые назвали не голубым, а глупым. И еще она была очень смешная – пять минут назад о нем вообще не знала, а теперь судила его жизнь, как архангел Гавриил.

– Так нельзя, – мягко сказал он. – Вы ведь меня совсем не знаете. Обиды на жизнь у меня нет, у меня, действительно, есть страх иметь близких людей в этом мире. В таком несовершенном мире.

– Какая клевета! – возмутилась она. – Если этот мир несовершенный, то что тогда совершенно?

«Нирвана» – хотел сказать он, но решил, что она не поймет, поэтому спросил только:

– Вы считаете, что этот мир устроен правильно?

– А вы считаете, что только правильное совершенно?

Он даже рот открыл.

И понял, что обязательно дождется, когда она решит все свои дела, чтобы вместе выйти из БТИ и отправиться в какое-нибудь кафе.

Уже через два часа они сидели в вегетарианском ресторанчике и ели чудесные пирожки со шпинатом. Наворачивала она с большим аппетитом, поэтому ей не понравилось, что он клюет, как птенчик.

– Мне неудобно, – сказала она. – Вы хоть сделайте вид, что кушаете.

Он к этому привык. Его всегда просили сделать вид, что он голоден. Особенно женщины, борющиеся с лишним весом. Борис Антонович ломал их легенды о правильном и неправильном обмене веществ, он был очень стройным человеком, и за столом всегда становилось понятно, что строен он не из-за обмена веществ, а потому что не кушает.