Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Сергей Александрович говорил ещё долго.

Речь его была прекрасна.

Говорил он складно, живо, но при этом вполне литературно, никогда не запинался. Он умело вплетал в свою речь длиннющие цитаты на латинском, греческом, немецком и французском языках, постоянно шутил и вообще блистал своей глубокой эрудицией и ораторским искусством.

Я, честно говоря, поразился тогда широтой его кругозора. Он так свободно сравнивал то, что писал о человеке Платон с тем, что писал Руссо, Ницше и Маркс. Он приводил пространные цитаты из их сочинений, притом всегда сначала на языке оригинала, а потом уже в переводе. При этом он всегда пояснял лексические тонкости, разные значения тех или иных слов и так далее. При этом, однако, речь его не была громоздкой. Ветвистые аргументы он сводил к лаконичным обобщениям, сводя к общему знаменателю Маркса и Блаженного Августина, Платона и Сартра.

Словом, не каждый профессор МГУ смог бы такую речь произнести. Но о дремучем невежестве наших профессоров я расскажу потом.

А тогда я сидел, слушал себе Сергея Александровича и думал. Думал о том, как же хорошо быть учителем в школе. Знай только морочить ученикам головы латинской тарабарщиной. Выходи себе к доске – и болтай что в голову взбредёт. Короче, работа непыльная, хоть и платят мало. Это ведь тоже дело поправимое: вымогательство никто ещё не отменял. За пару лет, глядишь, и на квартиру собрать можно. Но зато можно спать с хорошенькими ученицами (или учениками, – кому как нравится), орать и ругаться сколько влезет, вообще творить всякий произвол и чувствовать себя важной шишкой.

И вот тогда-то я для себя решил: во что бы то ни стало буду учителем истории в школе, как Сергей Александрович.

И до того я размечтался, что подумал, как было бы хорошо закончить истфак МГУ, уехать в какой-нибудь провинциальный городок (в Осташков, например) и устроиться там учителем в школу. Потом купить себе небольшую хрущёвку, бедно обставленную ещё советской мебелью, жениться на красивой девушке и жить. Просто жить. Ну, книжки там писать и так далее. Со старшеклассниками шуры-муры крутить, деньги из родителей тянуть, мировой сионизм на уроках обличать и вот это вот всё.

Короче, мечтал я об эдакой пасторальной, простой, как палка, но при этом романтичной жизни провинциального учителя. Надо сказать, мечту эту я лелеял до конца десятого класса.

Короче, именно после знакомства с Сергеем Александровичем я всерьёз решил стать учителем.

Урок закончился. Все стали расходиться.

– До свидания, Сергей Александрович! – сказал я, выходя из класса.

– Зайдёшь сегодня ко мне? – спросил учитель, подмигивая мне правым глазом.

– Сегодня не могу, – ответил я. – Домой спешу.

– Ладно… – немного расстроено ответил он, слегка кивая головой.

– Я зайду завтра, – сказал я, желая его ободрить.

– Да, заходи после уроков завтра, – устало сказал Сергей Александрович, потирая глаза. – Пока.

– Да. До завтра, – с улыбкой ответил я.

Мы пожали друг другу руки.

Ладони у Сергея Александровича были жесткие, как дерево, и шершавые, как наждак.

Я вышел из класса.

На лестнице ко мне подошёл Миша.

– Марат, тут такое дело. – начал он. – Спросить просто хотел…

– Спрашивай, если хотел, – устало и равнодушно ответил я.

– А чего это тебя Пензин к себе зазывал? – спросил он, строя хитренькую улыбочку.

– Есть у Сергея Александровича ко мне одно дело, –ответил я подчёркнуто сухо и официально.

– Ага. Понятно! – воскликнул Миша, теперь уже улыбаясь во весь рот. – Комната с оружием, да? Я угадал?

Я аж в ступор впал от удивления.

– Как? – спросил я, но сразу запнулся. – Откуда ты знаешь?

– Расслабься, – махнул рукой Миша. – У нас эту его «великую тайну» каждая собака в школе знает. А уж я-то ему ещё и чистить всё это хозяйство помогал. Мы тогда вместе с Денисом полночи у него за пятёрки по истории ебались. А комната-то – дышать нечем. Ни тебе вентиляции, ни окошечка. Так этот козёл ещё и дверь открывать запретил. Вдруг, мол, зайдёт кто-то. А кто тогда ночью, спрашивается, зайдёт, кроме охранника, который кореш его? Хотя оценки он нам поставил, как обещал. Я-то ведь сразу всё уловил. Как он про Баркашова начал молоть, – так я и смекнул, что щас он тебя в чулан свой поведёт. Мы потому-то с Деном в столовке и задержались, что думали, вы там пол-урока ебаться будете, а вы быстро как-то всё кончили…

– Что, и все учителя знают? – удивлённо спросил я. –директор?

– И директор, – спокойно подтвердил Миша. – Не знают только чинуши из всяких там гороно и прочих обрнадзоров. Но эти-то вообще ничо не знают. Они там все… – тут Стефик постучал себе по лбу кулачком. –Короче, они там такие дебилы… Сказочные просто! Мы над ними всё школой ржём с учителями вместе. Я реально нигде больше таких тупых не видел. Поражаюсь просто. Как их вообще берут туда? Или в инспекцию специально самых тупых отбирают. Не знаю, короче… Но комната у Сергея Александровича реально крутая!

– Ага, – поддакнул я. – Что ж ты туда не ходишь?

– Не моё это, – честно ответил Миша. – Тебе нравится – ты ходи!

– Ладно, Миш, пока! – сказал я, когда лестница кончилась и мы спустились на первый этаж.