Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Соня происходила из очень богатой семьи. Её семья была одной из богатейших не только в Кургане, но и во всей местности. Отцу принадлежали многие предприятия и в Челябинской области, и в Оренбургской, и в Тюменской. К тому времени к семейному бизнесу Зверевым приросли несколько заводов и несколько фабрик, десятки шахт, лесозаготовки, агрохозяйства и тому подобное. Семья Зверевых богатела год от года, и конца этому видно не было.

Но кому когда богатство мешало вступить в комсомол? Были две другие проблемы посерьёзнее. Соня была ещё маленькой девочкой. Ей не было даже четырнадцати лет. Тем более, не было в Кургане комсомола. Точнее, единого комсомола там не было. Вместо этого там было сразу три молодёжных организации при трёх разных коммунистических партиях. Это были молодёжки КПРФ, РКРП и «Коммунистов России».

Сначала Соня вступила в комсомол при РКРП. Родители её этому никак не препятствовали. Они знали, что дочку они в случае чего отмажут, а так она хоть делом занято будет.

«Это, конечно, не вполне безопасно, – расседлал про себя Георгий Зверев, – но, возможно, хоть как-то отвлечёт её от наркоманских тусовок и прочего. Пусть она хотя бы делом занимается.».

И Соня стала заниматься делом. Теперь она всё свободное время посвящала активизм: партсобрания, первички, голосования, мандаты, митинги, шествия, акции, маёвки, агитрейды, кружки и так далее. Всё это поглощало свободное время Сони целиком, не оставляя ни минуты для размышлений.

Отец Сони смотрел на это всё с изрядной долей скепсиса. Он родился за несколько лет до крушения Советского Союза, и совсем не помнил, каково это было там жить. Но зато он прекрасно помнил своё детство, пришедшееся на девяностые и начало нулевых. Он помнил первые марсы и сникерсы, помнил рекламу про новое поколение, которое выбирает пепси. Сам он, конечно, не застал других времён. Но в детстве он знал старых бабушек и дедушек, которые заканчивали школу в те времена, когда в каждом классе ещё висел портрет Сталина. Они помнили Войну и Великие стройки, голодомор и репрессии. Он помнил этих людей, каждое седьмое ноября и первое мая выходящих на праздничные демонстрации, чтобы снова и снова прорываться через полицейское оцепление и получать дубинками от ОМОНа. Он знал когда-то этих людей и боялся их. Конечно, он никому в жизни не признался бы, что боялся этих стариков. Он даже самому себе боялся признаться в этом. Себе он говорил, что просто не понимает их, что между ними огромная культурная дистанция, и только. Мы все очень разные, мы друг друга не понимаем, мы из разных поколений и всё такое. Он врал. И он иногда смутно догадывался, что он врёт даже себе. Однако же правда от этого не становилась ложью.

На самом деле он боялся. Он до чёртиков боялся этих стариков и старушек. Он помнил, как дела надевали свои старые пыльные кепки, коричневые куртки с китайского рынка, запачканные опилками из дачной мастерской штаны и дырявые ботинки. Они душились тройным одеколоном, брали транспаранты и шли на свои демонстрации. Он помнил их, помнил, как они из года в год выходили на площадь каждое седьмое ноября. Полицейские дубасили их, а они шли. Он знал этих людей, общался с ними. Его дед сам был из них. Его бабушка была из них. Она тоже надевала берет и старую куртку и шла на демонстрацию. Он говорил когда-то в детстве со своим делом о всяком. Дед рассказывал ему про Великие стройки, Войну, репрессии, голод. Он рассказывал дела про своих друзей, про ту жизнь, которой они Дили, пересказывал программы, которые показывали на MTV. И он знал, что дедушка не одобрял всё это. Дедушка был против. Многие вещи вызывали у него лишь недоуменное цоканье.

В детстве Гоша мечтал стать бизнесменом. Его дедушка в детстве мечтал умереть за Родину. Мечта Гоши сбылась, места деда – дед. Дед знал, что внук не реализует его мечту, и грустил из-за этого. А Гоша боялся. Он слушал рассказы дела, и ему было страшно. Он сам не понимал, отчего трясутся его колени. Ни тогда не понимал, ни позже. Ему было страшно оттого, что он внезапно сталкивался с людьми, которые думали не так, как думал, с людьми, которые думали обратно ему. Он, мальчик эпохи MTV и сникерсов, внезапно сталкивался с людьми, которым были не интересны ни деньги, ни тачки, ни цыпочки. Эти суровые люди спокойно и грозно смотрели и на те ужасы, что им пришлось пережить, и на те, что им пережить придётся. Они верили в силы своей Родины, своего народа, в торжество свободы, разума и справедливости, они ценили и любили жизнь, но готовы были пожертвовать ею в тяжёлой борьбе. Самим своим существованием, одним только своим суровым взглядом эти люди посягали на всё, во что верил и что любил маленький мальчик Гоша. И этот страх перед ними Георгий Зверев перенёс во взрослую жизнь. Он останется с ним до конца, этот страх. Иначе не будет.