Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Некоторые чиновники даже робко намекали, что часть этих денег будет пущена на образование и другие нужные вещи: содержание полиции и ремонт дорог. Коммунисты были против строительства ядерного комбината, и поэтому когда строительство началось, их начали прессовать ещё сильнее, чем раньше. В конце концов их запрессовали в ноль.

Когда стало понятно, что комбинат точно построят, коммунисты в Кургане решили организоваться как надо. Собрались люди из всех старых сталинистами партий, граждане СССР, леваки и анархисты, просто какие-то шизы. Они все стали собираться в местной молодёжной библиотеке, где был клуб. Там они проводили свои собрания. Рядом было кафе, где можно было пожрать и даже побурчать. Там они собирались. Потом туда пришли сотрудники ФСБ и всех разогнали. После этого люди оттуда стали собираться на квартирах друг у друга, в парках, на лавочках, за городом в лесах и ещё бог знает где. Самая большая группа собиралась в подсобке одного местного музея. Он располагался в старом деревянном доме. Подсобка была крошечная, но туда набивалось до сорока человек. На стенах там висели красные знамёна, а на покрытом бархатом строк стоял самовар, из которого все пили чай во время собраний. В углу ещё на одном столе стоял здоровенный медный бюст Дзержинского. Хранительницей музея была бабушка. Много лет она посвятила работе в РКРП. Она была очень стара. Она родилась за годы до развала СССР, и успела даже побыть в комсомоле до того, как страна развалилась. Эта старая мудрая женщина считала себя гражданской СССР и собирала вокруг себя толпы последователей. На собраниях в подсобке коммунисты обсуждали, как они будут бороться против строительства комбината. Соня Зверева постоянно появлялась на этих посиделках.

Они собирались, пили чай, решали правительство, мэра, корпорации, глобализм, произносило речи и совещались по поводу того, что им делать дальше. Возглавляла это движение та старуха, о которой шла речь. Очень скоро к ней присоединился старый физикядерщик. Когда-то давно он преподавал ни то в Новосибирске, ни то в Томске, а потом переехал сюда. Он был человек необщительный, странный: жил на отшибе города в крохотном покосившемся домике в частном секторе, верил в торсионный поля, иногда давал интервью каналу РЕН-ТВ, водил для школьников экскурсии к местам силы и по слухам строил у себя в гараже машину времени. У него были толстые огромные круглые очки, казалось, приросшие к его огромному носу, грива как у Венедиктова и длинная борода. Поседевшие волосы с ещё кое-где проглядывающей чернотой он заплетал в хвост. Он носил чёрные кожаные брюки, ковбойские сапоги со шпорами и серый растянутый свитер. Этот мужик уважал Циолковского и называл себя коммунистом.

Вот эти двое и начали крутить весь движ. Очень быстро к ним присоединилась Софья.

А потом уже пошло что-то совсем иное, и жизнь стала становиться всё более и более странной, прямо как в старой английской сказке, написанной душевнобольным математиком под грибами.

В той же подсобке регулярно тёрлись разные леваки. Боже, до чего же они были убогие! Прыщавые, грязно одетые в какое-то рваньё школьники лет четырнадцати. Это был актив ВПД. Патлатые, всегда пьяные панки в дешёвых турецких косухах с банданцами на головах. Просто непонятные анархисты в спортштанах и куртках, тупые и злобные красные скины. Короче, всякая грязь тоже собиралась в подсобке вместе с дедами-сталинистами и суровыми мужиками сорока лет (из которых меньше половины были операми).