Теплица

Рут: Мне подарили сегодня утром рождественский подарок! Я на самом деле получил рождественский подарок! (Он достаёт из кармана свои очки, одевает их и смотрит на Гиббса.) Я ошеломлён. Уничтожен. Полностью раздавлен! Этого никогда ещё здесь не было. Никогда! В течение всей моей работы здесь… В течение всей работы здесь моего предшественника…и даже раньше него, я в этом уверен. Столько лет прошло, сколько зим, в старании наладить функционирование такого непрочного учреждения, как в своей концепции, так и в осуществлении, такого непрочного как граница между осуществлением мечты и её крахом, я говорю не только о мечте одного человека, а особенно о мечте общественной… и о традиции, об идеале… о понятии так возвышенно сплетённом участия между тем, кого лечат и тем кто лечит… чтобы постараться поддержать это устойчивое равновесие, такое устойчивое, более устойчивое, чем… бесконечно…бесконечно более устойчивое. Год за годом, и механика такая чистая, такая тонкая как паутина, что малейшее дуновение…, дуновение… пёрышка может всё привести к полнейшему хаосу, к позору… к смерти, к крушению всех наших надежд. Боже милостивый. (Он встаёт.) Как сказал мой предшественник, в незабываемом случае: «К порядку, господа, ради Бога, немного тишины!» И я его снова вижу, это молчание… все эти ряды наэлектризованных лиц… и его с его золотой полосой, с вересковой трубкой во рту, прямая осанка, имперская, поза воина, держащего нас всех силой своего взгляда с высоты своего подиума. Гимнастический зал, наполненный до удушья, ни одного сидячего места. Наиболее удачливые на гимнастическом коне или неподвижно висящие на шведской стенке. «К порядку, господа, сказал он, во имя любви к Майку!» И, в едином порыве, мы повернулись к окну, чтобы созерцать Майка на лужайке, его высокая статуя, покрытая снегом, тогда как сегодня. Сэр Майк! Предшественник моего предшественника, предшественник нас всех, человек, заложивший первый камень, человек, который, буквально был загнан ордами бесчисленных пациентов, или пациентов, которые ещё не знали, что они больны, которые преследовали его в городах и весях, по долинам и по взгорьям, подстерегая его в тени изгороди, в уголке моста или в придорожной луже — открывал во всей стране одно учреждение за другим, дома отдыха, санатории, дома престарелых…Человек, восхваляемый Министерством, высокочтимый народом, субсидируемый Государством. Человек который установил новый порядок человечества, с человечеством и для человечества. И именно ключевое слово было… порядок! (Он поворачивается к Гиббсу.) И я, Гиббс, я боролся для сохранения этого порядка. Вот — мой священный сан. И вы выбираете рождественское утро, чтобы прийти и мне объявить об этом. По правде говоря, Гиббс, говорю вам, я чувствую запах катастрофы.

Гиббс: Если вы позволите, господин директор, я не думаю, что это происшествие может иметь такие экстремальные последствия.

Рут: А, вы не думаете? Был ли на вашей памяти когда-нибудь рождён младенец в этих стенах?

Гиббс: Я этого не помню, господин директор.

Рут: Вот, не было прецедента, нет метра-эталона. Как математик, вы констатируете, как и я, отсутствие каких-либо критериев, позволяющих измерить последствия этого события.

Гиббс: Я не математик, господин директор.

Рут: Нет? Но у вас вид математика! (Он кладёт свои очки в карман и садится к столу.) Очень хорошо. У нас серьёзная работа! Найдите мне виновного. Кто это?

Гиббс: Что касается этого, господин директор, у нас ещё нет уверенности.

Рут: Почему нет? Вы допросили пациентку?

Гиббс: Да, господин директор.

Рут: Что она сказала?

Гиббс: Она была…уклончива. Она сказала, что… что не может ни о чём судить, зная, что в течение текущего года у неё были отношения почти со всем руководящим составом учреждения.

Рут: Почти… Со всем… составом?

Гиббс: Это её заявление, господин директор.

Рут потирает рот.

Рут: Ну — ка, кто это 6459-й?

Гиббс: Это женщина примерно тридцати лет…

Рут: Это мне ни о чём не говорит, пойдём дальше, как она выглядит? Может быть я её знаю.

Гиббс: О, нет сомнения, что вы её знаете, господин директор.

Рут: Опишите мне её.

Пауза.

Гиббс: Упитанная.

Рут: Волосы чёрные?

Гиббс,садясь: Не светлые, господин директор.

Пауза.

Рут: Низкая?

Гиббс: Определённо, невысокая.

Пауза.

Рут: Лицо скорее чувственное?

Гиббс: Скорее чувственное, да, господин директор.

Рут: Да! (Пауза.) У неё достаточно чувственное лицо, не так ли?

Гиббс: Да, я бы сказал… скорее чувственное, господин директор.

Рут: Она прихрамывает?

Гиббс: О, может быть чуточку, господин дирктор.

Рут: Да, она прихрамывает. Она прихрамывает на левую ногу.

Гиббс: На левую, господин директор?

Рут: Скажем… На одну из двух. Я уверен.

Гиббс: Да, у неё лёгкое прихрамывание, господин директор.