Тепло очага

— Ну, и конкурс устроила наша Кати! Говорят, женихов, имеющих собственные машины, вместе с Батако стало пятнадцать!

— И наш поглядывает на нее! Только на что он надеется — непонятно!

Это в мой огород бросили камень.

От камня, который бросили в тебя, можно увернуться, от слова же — никуда не денешься. Слово ранит даже сквозь время…

В эту ночь я долго не мог заснуть. Пуховая подушка казалась мне жесткой, как колода для рубки дров. Едва я закрывал глаза, как мне представлялся длинный дом в конце нашей улицы. Вот я подхожу, осторожно открываю окно, кладу на подоконник алый тюльпан…

Нет, мне никогда не сделать этого, нет…

Среди ночи я вскочил с постели: мне приснилось, что Кати в белом свадебном платье входит в дом Батако… В отчаянье я выбежал во двор, прислушался.

Во весь голос хохотали серебряные звезды на небе.

Я вернулся в дом, упал на кровать…

Переделав все спои дела на ферме, я взял с собой учебник алгебры и пошел к пруду, в тень тополей. Впрочем, я знал, что заниматься не буду: задача, которую задала мне жизнь, была посложнее алгебраических. Я лег на траву, подложил под голову учебник и закрыл глаза. Бессонная ночь дала себя знать, и я не заметил, как уснул.

Разбудили меня чьи-то шаги. Подняв голову, я увидел незнакомого парня, стоявшего рядом.

— Прости, что потревожил тебя, — сказал он.

— Это мне нужно просить прощения, — улыбнулся я, — улегся на твоей дороге.

Он смотрел на меня сверху вниз, я на него — снизу вверх. Парень шагнул — осторожно вынес вперед негнущуюся правую ногу, пошатнулся, но левая нога тут же поспешила на помощь, и вся тяжесть тела пришлась на нее.

— Я присяду, пожалуй, — сказал он, виновато улыбнувшись.

Он медленно опустился на землю, и я увидел такое, что забыть невозможно… Правая рука пришельца выпрямилась, как палка, и застыла, пальцы свело судорогой. Парень рванулся, словно пытаясь спастись, убежать от надвигающегося кошмара, но было уже поздно… Так падает птица с перебитыми крыльями…

Руки незнакомца оледенели, холод их остудил мои ладони. Чтобы подбодрить себя, я представлял, как эти руки косят сено, держат штурвал комбайна или смычок фандыра…[12]

Я не заметил, как возле нас очутилась Кати. Теперь четыре руки сражались с болезнью… На четырех кольях можно сплести плетень, на четырех столбах — поставить дом…

— Ему лучше, — словно думая вслух, проговорила Кати. Она достала из кармана платочек, вытерла пот со лба незнакомого парня. — Ему стало лучше…

Глаза незнакомца наполнялись светом. Он долго смотрел в небесную синь, потом ясным голосом произнес:

— Вот я и пришел к тебе, Кати…

Радость озарила лицо девушки.

— Здравствуй, Керим, — тихо проговорила она.

— Вот я и пришел, — повторил Керим.

Слова его грели, как лучи весеннего солнца, и Кати вбирала это тепло, как мерзлая земля. Тепла было столько, что оно коснулось и меня…

Мы идем по дороге, я и Кати. Вокруг такая тишина, что в ней глохнут наши шаги. И кажется, что в тишине этой едва слышно звучит волшебная песня — может быть, где-то пастух играет на свирели?

— Знаешь, Гарцо, — говорит Кати, — я перед тобой в большом долгу. Ты даже не догадываешься, в чем дело… Я ждала Керима, очень тосковала, — она задумчиво улыбалась своим воспоминаниям…

…Отец Керима был лесничим. Сколько деревьев спас он от безжалостного топора! Дровосек, который сидит на арбе, полной дров, едет домой с песней. Тот же, кто возвращается из леса порожняком, прячет в сердце злобу. Лесничий не раз ловил браконьеров и штрафовал их, и кто-то в отместку пустил слух, что он накопил полный сундук денег и скоро уедет в город и станет жить там в свое удовольствие…

Лесник, как дерево, поваленное бурей, умер внезапно, оставив жену и четверых сыновей. Старшим из них был Керим, он и заменил отца. Парень стал работать в лесничестве и учиться в вечерней школе. Окончив школу, он поступил в институт. Там Кати и познакомилась с ним. Перейдя на четвертый курс, они решили пожениться… В то лето Кати уже не осмеливалась пробегать по двору босиком — она ждала сватов.

Но сваты не пришли в назначенную субботу. Не пришли они и на второй день, а на третий Кати узнала, что Керим, схватившись в лесу с браконьером, был ранен… Трудным был путь девушки от своего порога до больницы, в которой лежал ее жених…

Потом Керим уехал лечиться в санаторий, в Абхазию…

— Только не обижайся, Гарцо, — улыбнулась Кати, — но ты всегда напоминал мне Керима… Ты такой же застенчивый, немногословный…

Домой я пришел еще засветло. Умылся, переоделся и только прилег на диван отдохнуть, как увидел свои старый проигрыватель… Помню, соседки приходили к нам послушать музыку, я заводил им пластинки, ставил их одну за другой…

Едва я подумал о музыке, как перед глазами моими предстала та площадка возле сельского клуба, на которой мы гоняли юлу… Бледная луна осветила площадку, заиграла гармоника… Кто-то схватил меня за шиворот и поднял, точно котенка… Прозвучал чей-то громоподобный голос:

— Сейчас будет танцевать Гарцо!..

Я вскочил с дивана.