Когда медсестра начала прикреплять электроды к разным пульсовым точкам, Блэй застыл, осознавая реальность. Страх — коварный незваный гость — заставил его сосредоточиться на своем супруге с такой концентрацией, казалось, он впервые видит то, с чем был прекрасно знаком: татуировка в форме слезы, которую заполнили фиолетовыми чернилами после того, как с Куина сняли обязанности
Священный шрам Братства Черного Кинжала в районе сердца.
Нереальный набор. Но каким бы незабываемым он ни был… внутренне Куин был еще красивее. Верный. Любящий. Его душа сияла чистотой.
— Я люблю тебя, — прошептал Блэй. — Больше чем в нашу первую встречу и меньше, чем завтра.
Элена застыла с проводами в руках.
— Оставить вас наедине?
— О, нет, все хорошо. — Прокашлявшись, Блэй махнул рукой, приглашая ее подойти ближе. — Прости. Не стоило открывать рот…
Куин схватил Блэя за руку. Повинуясь редкому моменту, он сказал:
— Стоило. Ты всегда должен говорить то, что мне важно слышать.
Слезы, неожиданные и постыдные, подступили к глазам Блэя, казалось, он смотрел сквозь антикварное стекло. Уступая паранойе, он сморгнул влагу. Что, если это их последние мгновения вместе, и он потратит их на сопли?
— Я тоже тебя люблю, — сказал Куин. — И со мной все будет хорошо, обещаю.
После всего, что пережил любимый Блэя… от ненависти родителей, которые стыдили его все детство, до Стражей Чести, когда собственный брат и еще трое мужчин избили его, до того, как он справлялся с этим после превращения… очень редко эмоции пробивались сквозь фасад силы и отчужденности. Как результат, когда Куин проявлял чувства, весь мир словно замирал. Блэй никогда не сомневался в любви своего супруга, и не требовал постоянного выражения чувств. Но, Боже, когда он видел сердце Куина, словно солнце выходило из-за туч в дождливый день.
Он, замирая, купался в лучах тепла.
На задворках сознания промелькнули слова Битти:
Наклонившись, Блэй поцеловал своего мужчину.
— Да, в том смысле, где это имеет значение.
— Что? — спросил Куин.
— Пустяки. — Блэй посмотрел поверх обнаженной груди Куина на Элену. — Ухожу с твоего пути.
Женщина в медицинской форме улыбнулась.
— Мы хорошо позаботимся о нем. Клянусь.
***
В это время в особняке, Зэйдист шел по коридору со статуями, его тяжелые ботинки бесшумно скользили по персидской ковровой дорожке, огромное тело молчаливо разрезало неподвижный, пахнувший лимоном воздух, таким же было его дыхание, когда миновал греко-римских воинов, вырезанных из мрамора руками человеческих мастеров, что умерли очень давно. Эта бесшумность была ненамеренной с его стороны и также необязательной, учитывая безопасность дома. Но с тех пор, как брат-близнец вытащил его из ада, он двигался в тенях подобно тени. Он не любил привлекать внимание понапрасну — шел ли он по дому, стоял в комнате или сидел в кресле.
Когда тебя намеренно ставили в центр внимания, когда твое тело использовали против твоей воли, когда ты служил игрушкой для битья и насилия, время могло проложить расстояние между тобой и ночным кошмаром, географические мили также могли провести границу между там-тогда и здесь-сейчас, но тебе никогда не избавиться от адаптивного поведения. Как и рабские татуировки вокруг его шеи и запястий, как S-образный шрам, пересекавший его лицо, и желание быть максимально незаметным даже в мирной обстановке, мрамор его личности был вырезан определенным образом. И, как и со статуями, мимо которых он сейчас шел, его эволюция была такой же необратимой и закостенелой, как и эти застывшие фигуры.
Спустя тысячи лет эти статуи все еще будут стоять здесь… и он не изменится.
Его скульптор тоже был мертв. Он лично убил ее и целый век спал в обнимку с ее черепом… и все же его жизнь сделала крутой поворот, неожиданный старт с чистого листа, который облегчил его боль настолько, что даже он научился доверять.
Любовь не просто вернула желтый цвет его черным глазам.
И все же он шел в тишине.
Остановившись перед одной из спален, он протянул руку, чтобы постучать…
Дверь резко распахнулась, и стоявшая по ту сторону Избранная Лейла была одета в джинсы и толстовку с эмблемой колдвелловского филиала SUNY[4], ее светлые волосы были собраны в высокий хвост, ее природная красота не нуждалась в макияже или модной одежде.
Малодушный страх на ее лице противоречил ее привычному, домашнему-с-детьми настрою.
— С Куином все будет в порядке, — сказал Зи. — Сейчас они везут его в операционную, и Мэнни уверен в благополучном результате.