Теплый год ледникового периода

Герцен не призывал к топору. Он выступал за постепенное преобразование жизни, за совершеннолетие большинства. Революция в стране, где большинство неразвито, обречена на поражение. Герцен ссылался на республику Робеспьера; история показала, что и Союз советских социалистических республик тоже оказался нежизнеспособен из-за того, что большинство было пассивным и неразвитым. Нынешнему режиму эта пассивность и неразвитость только на руку. Хотя рано или поздно пассивность и неразвитость превращаются в бунт. Кровавый и беспощадный.

Наверное, лишь тогда, когда в Тюмени людям надоест ездить по улице Герцена, рискуя рухнуть в очередной провал, в других городах и сёлах терпеть другие хронические неудобства, несправедливость и произвол, что-то изменится.

Апраль 2012 г.

Новые политические

Увидев обложку этой книги, я в первый момент разозлился: «Да сколько можно?!» Действительно, с неделю назад купил сборник рассказов Захара Прилепина «Восьмёрка», ещё и дочитать не успел, а тут – опять. Лишь потом заметил меленькие буквы слова «представляет»… Да, Захар Прилепин представляет «Лимонку в тюрьму».

«Надо сразу пояснить читателям этой книги, – пишет Прилепин почему-то в послесловии (по всем приметам этот текст – предисловие), – что все её авторы в разное время являлись активистами Национал-большевистской партии. Включая и меня тоже. НБП запрещена в России как экстремистская организация, хотя в результате ее деятельности никогда ни один посторонний человек не пострадал.

Зато более ста партийцев получили уголовные срока, тысячи проходили по административным делам, многих пытались запугивать, на многих давили, кого-то неизвестные, но хорошо подготовленные прохожие били на улицах, кому-то смышленые и бесстыдные опера подбрасывали патроны и наркоту. Несколько нацболов погибли при невыясненных обстоятельствах – что характерно, либо накануне громких партийных акций, либо сразу после них».

Вспоминаю 1996 год. Тогда, приехав поступать в Литературный институт и бросив вещи в общежитии на Добролюбова, я первым делом помчался отыскивать энбэпэшный бункер на Фрунзенской. С тех пор бывал там часто – покупал газету «Лимонка», кассеты с панк-группами; до сих пор у меня хранится программа НБП – книжица в малиновой обложке. Часто я ходил на митинги лимоновцев, случалось, шагал с ними в одной колонне на 1 мая и 7 ноября, кричал их лозунги, но вступать в партию не решался. Быть партийцем, тем более нацболом, дело не только рискованное, но и ответственное. Отвечаешь не только за себя, но и за других, в том числе и за вождя – Эдуарда Лимонова, одного из моих любимейших писателей с детства. (Действительно, с детства – я полюбил его, когда отец прочитал вслух опубликованную в «Литературной газете» статью под названием «Человек на дне» – сквозь обличение автором впавшего в нищету эмигранта, написавшего книгу о своих злоключениях, чувствовалось, что этот нищий – настоящий человек; были в той статье цитаты из романа «Это я – Эдичка», который мне удалось прочитать лет через десять.)

Впрочем, для того, чтобы не вступать в НБП нашлись и другие причины – далеко не симпатичный любому русскому флаг, некоторые тезисы программы (позже названные «дугинизмами» – по фамилии одного из основателей партии Александра Дугина), да и какой-то реальной деятельности нацболов я не видел. До поры до времени. В начале 00-х нацболов стали сажать.

Не буду судить, по делу их сажали или нет. Но вряд ли яйцо на пиджаке режиссера Никиты Михалкова тянет на несколько месяцев тюрьмы, а мирный захват приемной администрации президента РФ (от которой гражданам нет никакой пользы) – на годы за решеткой.

Вообще я хотел поговорить о другом, тем более что в книге почти нет идеологии НБП, так называемой партийности. Книга состоит из очерков, рассказов, стихов, дневников людей (по большей части совсем молодых в момент ареста), побывавших в заключении. В одних камерах с ворами, мошенниками, грабителями – уголовниками. Себя же авторы «Лимонка в тюрьму» считают политическими. И вот об этом, об опыте заключения и своего пребывания в чуждом им мире, они и повествуют.