Теракт

Я иду за ним по бурлящему кварталу, где тротуары погребены под слоями обломков. Отсюда, похоже, только что ушли израильские войска: на разбитом шоссе — укусы танковых гусениц; так следы пыток остаются на теле брошенной палачом жертвы. Стайка мальчишек бегом обгоняет нас и с воплями исчезает в одном из переулков.

Я с трудом поспеваю за проводником; время от времени он останавливается и ждет, пока я догоню.

— Дорога не то чтобы ровная, — замечаю я.

— Скоро наступит ночь, — говорит он в ответ. — По вечерам некоторые сектора закрыты для передвижения. Мало ли что. У нас в Джанине дисциплина строгая. Инструкции соблюдаются неукоснительно. Иначе нам бы всего этого не выдержать.

Он поворачивается ко мне и прибавляет:

— Пока ты со мной, никакого риска нет. Это мой сектор. Через год-другой я буду здесь командовать.

Мы оказываемся в темном тупике. Перед калиткой стоит на часах вооруженный человек, лица не видно. Парень подталкивает меня к нему.

— Вот и наш доктор, — говорит он, гордясь исполненным поручением.

— Отлично, малыш, — отвечает часовой. — Теперь иди домой и забудь про нас.

Парень немного смущен такой безапелляционностью. Попрощавшись, он торопливо исчезает во мраке.

Часовой предлагает мне пройти за ним во внутренний двор, где при свете факелов два ополченца заканчивают чистить оружие. Высокий, туго подпоясанный ремнем мужчина в куртке парашютиста стоит на пороге помещения, где тесным-тесно от раскладушек и спальных мешков. Это главный. Лицо у него в рябинах, глаза навыкате; мне он явно не рад.

— Отомстить хочешь, доктор? — бросает он.

Выпад так резок, что я не сразу соображаю, как ответить.

— Что?

— Все ты прекрасно понял, — продолжает он, вводя меня в комнату без окон. — Это Шин-Бет тебя прислала: ты пнешь по муравейнику, мы повылезем из нор, а они на нас с самолетами…

— Неправда.

— Ладно, заткнись, — угрожающе говорит он, швыряя меня к стене. — Мы за тобой давно присматриваем. Твой приезд в Вифлеем трудно было не заметить. Так чего ты хочешь-то? Чтобы тебе горло перерезали в канаве или на площади вздернули?

Внезапно меня охватывает дикий ужас.

Ткнув пистолетом мне в ребра, он заставляет меня встать на колени. Ополченец, которого я поначалу не заметил, заводит мои руки за спину и надевает наручники — без всякой грубости, будто тренируется. Я так удивлен оборотом дела и легкостью, с которой попался в ловушку, что с трудом верю в реальность происходящего.

Первый, присев на корточки, заглядывает мне в лицо.

— Конечная, доктор. Пассажиров просят выйти. Не следовало тебе так зарываться: мы тут с дерьмом не церемонимся и не даем ему отравлять нам существование.

— Я пришел повидаться с Халилом. Это мой двоюродный брат.

— Халил смылся, едва заслышал о твоем приезде. Ну он же не сумасшедший. Ты хоть понимаешь, какой бардак учинил в Вифлееме? Из-за тебя имам Большой мечети был вынужден сменить место жительства. Нам здесь пришлось отложить все намеченные операции, чтобы выяснить, не засекли ли нас и нашу сеть. Не знаю, почему Абу Мукаум согласился с тобой встретиться, но это было совершенно ни к чему. Он с тех пор тоже перебрался в другое место. А теперь ты в Джанине то же самое затеваешь?

— Я ни на кого не работаю.

— Ладно-ладно… После теракта, совершенного твоей женой, ты попадаешь под арест; не проходит и трех дней, как тебя отпускают на все четыре стороны — ни санкций, ни следствия. Только что прощения не просят, что побеспокоили. С какой стати? За красивые глаза? Мы чуть было не поверили — только такого сроду не бывало. Никто еще не выходил из застенков Шин-Бет, не заложив душу дьяволу.

— Ошибаетесь…

Он хватает меня за подбородок и давит на него, заставляя меня открыть рот.

— Господин доктор на нас сердится. Его жена умерла из-за нас. А ведь как ей было хорошо в золотой клетке! Хорошо кушала, спокойно спала, приятно отдыхала. Все у нее было, чего ни пожелай. А тут банда мерзавцев возьми и отвадь ее от счастья; послали ее — как ты там говорил? — в топку. Господин доктор живет по соседству с войной, но слышать о ней не желает. Он думает, что и его жене нечего этим заморачиваться… Так вот: господин доктор ошибается.

— Меня выпустили, потому что к теракту я не имел никакого отношения. Никто меня не вербовал. Я просто хочу понять, что произошло. Поэтому искал Аделя.

— Да ладно, все ясно. Мы живем в состоянии войны. Одни взялись за оружие, другие сидят сложа руки. Третьи наживаются на Деле. Это жизнь. Но до тех пор, пока каждый занят своим, все идет нормально. Сложности начинаются тогда, когда те, кто живет припеваючи, приходят и начинают читать мораль тем, кто сидит по шею в дерьме… Твоя жена сделала свой выбор. От счастья, которое ты ей предлагал, несло падалью. Ей противно было, ясно тебе? Не хотела она его. Не могла больше нежиться на солнышке, когда ее народ стонет под ярмом сионизма. Тебе что еще нужно, чтобы понять? А может, ты правде в глаза взглянуть не хочешь?

Он поднимается, дрожа от гнева, коленом отталкивает меня к стене и выходит, дважды повернув ключ в двери.