Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере

“Помнится, около 20 лет назад все очень любили сначала ковыряться в эмоциях, а потом работать с гневом. Смысл этой модели заключался в том, чтобы одним махом вытащить на поверхность весь скопившийся негатив и выплеснуть его наружу. Предполагалось, что после этого человеку должно стать легче. Как по мне, это была настоящая терапевтическая катастрофа. Да, действительно, после такой разрядки градус накала несколько спадал, и наступало временное облегчение, однако подобный подход никогда не решал основную проблему. Вместо того чтобы разбираться в первопричинах ситуации, психотерапевт просто помогал человеку выпустить пар”, — подумав, ответил Джон.

Когда Джон Грэй открыл собственную практику семейной терапии, он обратил внимание на то, что к нему часто обращаются люди, ранее “павшие жертвой” других специалистов, как правило, практиковавших те или иные формы экспрессивных методик. Да, такие клиенты превосходно умели выражать свою грусть и при необходимости могли в мгновение, словно по щелчку пальцев, расплакаться, они могли бы на отлично сдать любой экзамен на способность проявлять эмоцию страха и паники, но почему-то не имели ни малейшего представления о том, как прощать проступки окружающих или брать на себя ответственность за свое поведение. “Для некоторых людей эмоциональная разрядка превращается в самый настоящий наркотик”, — с грустью отметил Джон.

“С другой стороны, — продолжал он, — все хорошо в меру. К примеру, одна из моих любимых техник заключается в том, чтобы предложить человеку написать на листе бумаги все, что его злит, все, что его огорчает, и все, чего он боится. Таким образом, человек не просто выражает негативные эмоции, но и учится лучше понимать, что за ними стоит, четко формулировать свои потребности и желания, что часто становится первым шагом на пути к прощению”.

СЛЕДОВАНИЕ ФОРМУЛАМ

Поразив нас откровенным рассказом о собственном опыте неудачной терапии, Джон Грэй решил вернуться из личной сферы в сферу профессиональную и принялся говорить об особенностях авторской модели работы с парами. Мы же постарались тактично перевести русло беседы на главную тему нашей книги и попросили Джона поделиться с нами примерами того, как его, казалось бы, безотказная техника неожиданно дала сбой. Немного поразмыслив, Грэй признался, что иногда “эмоциональные письма”, о которых он только что с таким энтузиазмом говорил, усиливают ссоры между партнерами, поднимая на поверхность затаенную обиду и злость, которую далеко не всегда удается эффективно проработать во время сессии.

Впрочем, за свою долгую карьеру Джон Грэй отлично научился делать работу над ошибками и использовать ситуации, обнажившие различные недостатки его метода, чтобы еще больше отшлифовать и дополнить свою технику. “Впоследствии я пришел к выводу, что такие «письма» лучше писать наедине, поскольку это своеобразный процесс внутреннего самоисследования, в который не стоит втягивать партнера. Здесь нужен индивидуальный подход. Есть люди, которым хочется разобраться в чувствах партнера, и они внутренне готовы выслушать то, что другой человек мог написать в своем «письме». В таком случае метод работает «на ура». Другие же не желают выслушивать подобные вещи, и для них процесс рискует превратиться в мучительную экзекуцию”.

Далее Джон Грэй припомнил одну пару, которой с большим трудом давалась эта техника, особенно когда партерам нужно было вслух читать свои “письма”. Впоследствии этот эпизод кардинально изменил подход Грэя и его отношение к подобной практике. Джон до сих пор с сожалением вспоминает о том, как на ранних этапах карьеры временами прибегал к экспрессивным методам и поощрял эмоциональные разрядки во время сессий.

Пожалуй, если оглянуться на двадцать, десять или пять лет назад, многие из нас невольно съежатся от жгучего стыда, вспоминая, до чего “примитивными” методами мы пользовались в те времена, пока не переросли эти методы и не разработали более современные модели. Впрочем, вряд ли такие “ошибки юности” можно записать в разряд подлинных терапевтических катастроф. Мы практиковали лучшее из того, что было доступно на данном этапе развития отрасли. Разве кому-нибудь придет в голову упрекнуть хирурга, проводившего двадцать лет назад операции по сердечно-легочному шунтированию для лечения болезней, с которыми современная медицина может справиться при помощи лекарств?