Терапия для янычара

Ждать вердикта грозной игуменьи пришлось в подсобке у Гены. Миша долго приходил в себя после пережитого стресса, а спокойный, словно танк, Колян завалился на хозяйскую кровать и сразу же захрапел. Телефон в Гениной телогрейке заверещал уже под вечер, когда запасы хозяйского печенья уже были уничтожены, а брошюра «Экспансия Рима в Россию» прочитана от корки до корки. Судя по тому, что бородач разговаривал стоя и испуганно таращил глаза, звонила «сама». С трудом разбудив Коляна, он повел их к воротам. Там тарахтел дизельным двигателем полноприводный микроавтобус на высокой подвеске. Черные бархатные занавески на окнах придавали ему сходство с катафалком. Видимо, периодически он в этом качестве и использовался.

— Вот что, гости дорогие, — строго произнесла ожидающая их игуменья, — с бандитами я договорилась, но оставаться вам здесь нельзя. В монастырь поедем — там побудете.

И добавила, обращаясь уже персонально к Мише:

— Паспорт свой давай.

Спорить он не стал, и, отдав требуемое матушке, полез в микроавтобус.

— На заднее сиденье пробирайся, — приказала она. — И занавески задерни.

— А ты, — игуменья повернулась к Коляну, — садись рядом с сестрой Анной, на переднее сиденье.

Наконец все устроились. Гена, крестясь, открыл ворота, и, сидящая за рулем монахиня, бодро дав по газам, вывела машину с территории скита. Промелькнули несколько кварталов поселка (из за задернутых занавесок Миша не сумел рассмотреть окрестности), дорога пошла среди полей. Неожиданно скорость упала и через лобовое стекло он увидел стоящий на обочине черный внедорожник.

— Пригнись, — коротко бросила Мише игуменья.

И добавила, обращаясь к сестре Анне:

— Здесь останови.

К микроавтобусу не спеша подошли двое в костюмах. Распахнулась передняя дверь.

— Этот? — спросил заглянувший в салон атлет.

Матушка кивнула.

— А второй где?

— В лесу ищите, — ответила она. — Далеко не мог уйти.

Две сильные руки вышвырнули испуганно ойкнувшего Коляна на обочину. Дверь захлопнулась, мотор взревел, и Миша завалился на бок между сиденьями. Лежа на полу, сквозь шуршание гравия он явственно услышал пистолетный выстрел.

* * *

— Его зовут Сулейман, — матушка кивнула на пожилого бородача, которого Миша вчера принял за цыгана. — Он покажет тебе, что делать. С туристами и сестрами не разговаривать. За территорию не выходить. Поймают — сядешь на три года за незаконное пересечение границы. И «друзья» твои тебя еще ищут.

Бородач легонько толкнул Мишу по направлению к сараю. Показал рукой на стоящий у стены топор с длинной ручкой:

— Хоз. Ялла.

И, не оглядываясь, зашагал вдоль странноприимного корпуса. Положив колун на плечо, Михаил отправился за ним. По дороге, встречаясь взглядом с проходящими монахинями, кивал и приветливо улыбался. Мятая одежда, трехдневная щетина и топор на плече шарму ему не добавляли, поэтому в ответ получал только испуганные взгляды из-под черных платков. Сулейман, в отличие от него, при приближении сестер начинал смотреть под ноги и даже отворачивал голову.

За странноприимным корпусом на вытянутом газоне возвышались странные поленницы, сложенные в виде идеально круглых высоких стогов. Три поленницы, видимо были сложены уже давно и приобрели под частыми дождями и снегом благородный серый цвет. Четвертая, полуразобранная, отливала желтизной свеженаколотой березы и пахла стружками. На каменной дорожке стояла стайка школьников. Девочки в платочках внимательно слушали гида. Мальчишки толкались и глазели по сторонам. Замотанная в платок с рисунком в виде разноцветных Эйфелевых башен экскурсовод усталым голосом вещала, указывая на поленницы сложенным зонтиком:

— Именно здесь зародилась традиция складывать дрова в форме стогов. Сейчас это — своеобразная торговая марка монастыря, из которого обычай складывать поленницы-стога постепенно распространяется и по другим обителям…

Сулейман не дал дослушать увлекательный рассказ. Сердито зыркнув глубоко посаженными глазами, помахал рукой — поторапливайся, мол, и повернул направо за кирпичный гараж. Там, в тупике высилась гора напиленных березовых чурок. Бородач катнул ногой валявшийся в стороне чурбак и, рубанув воздух ладонью, показал — руби. Развернулся и ушел.