Терапия для янычара

Тут же началась погрузка ящиков обратно в прицеп. Двое арабов сбегали за лопатами и тачкой, на которой Шакиб днем возил дрова, погрузили в нее лежащее возле ящиков тело в одеяле и покатили его в темноту. Работали тихо, не переговариваясь. Вскоре штабель на каменной дорожке исчез, взревел мотор, и прицеп задним ходом плавно выехал за пределы монастыря. Сулейман придирчиво оглядел землю под ногами, подобрал несколько упавших черешен, и, хлопнув в ладоши, крикнул: «Халас!» Все быстрым шагом отправились в бытовку.

Сон как рукой сняло. Миша пил остывший чай и пытался осмыслить увиденное. «Кто эти люди? Что скрывают поленницы во дворе? Откуда, черт возьми, в православном монастыре взялись арабы?! Откуда… — он усмехнулся. — Сам-то я как сюда попал?»

* * *

На следующий день он сам напросился в напарники к Шакибу — сбивать старую штукатурку на монастырской стене. Надеялся выпытать у него хоть какие-то подробности о здешней жизни. Работа оказалась несложной, но грязной. Цементная пыль летела в глаза и в уши, попадала за шиворот и в кроссовки. Так что было не до разговоров. Через час, ободрав солидный кусок стены, решили сделать перерыв. Миша промыл глаза под струей воды из пожарного крана и попытался сустроиться на корточках рядом с напарником. Тот сидел в такой позе уже несколько минут, закрыв глаза. Ноги моментально стали ныть, и захотелось встать и размять их.

— Да как вы так сидеть умудряетесь? — спросил он недовольно, пытаясь размять затекшие ступни.

— Мы с детства так привыкли, — не открывая глаз, ответил Шакиб, — а у тебя нарушается кровоснабжение. Могут быть осложнения, варикоз. Так что не пытайся.

— Ты кто по образованию?

— По образованию… — араб усмехнулся. — По образованию я — педиатр. Только вместо того, чтобы детей в Алеппо лечить, я здесь прячусь.

— От кого же ты прячешься? — Миша снова попытался присесть рядом.

— От войны прячусь, — Шакиб поднялся на ноги, чтобы удобнее было разговаривать. — От эстонской полиции. От земляков, которые сейчас друг друга убивают.

— И долго ты собираешься в прятки играть?

Шакиб пожал плечами:

— Откуда я знаю. Идти все равно некуда — ни денег, ни документов. Спасибо, что кормят и крыша над головой есть. Некоторые беженцы в лагерях оказываются или на улице, а многие по дороге в море тонут…

— Но есть же какие-то программы помощи таким, как ты?

— Ко мне это не относится, — Шакиб зло выплюнул травинку, которую держал в уголке рта.

— Ты что — особенный?

— Для властей большинства стран Европы я — преступник.

— Что же ты натворил, педиатр? — удивленно спросил Миша.

— Чтобы вырваться из Сирии, надо было заплатить пять тысяч долларов. Мне их дали родители. А потом пришел Сулейман и сказал, что для того, чтобы проехать через территорию, контролируемую ИГИЛ, надо сделать фотографии.

— На документы? — уточнил Миша.

— С автоматом в руках на фоне каких-то европейцев с отрезанными головами. И повязка на лбу — «Джихад». Улыбаться еще заставлял…

— Ну и что — благополучно проехали?

— ИГИЛ эту дорогу никогда не контролировал. Мы уходили через курдскую территорию. А все фотографии и паспорта теперь у матушки. Так что и я, и остальные ребята теперь здесь как заложники.

— И Сулейман?

— Сулейман — гражданин Швеции. Беженцы — это его бизнес. Его и матушки.

— А кто такая Лариса? — неожиданно спросил Миша.

— Лариса? — удивился Шакиб. — Среди сестер такой нет. Впрочем, не знаю — они же здесь меняют имена.

— А те ребята, что ночью прибыли — тоже из Сирии?

— Нет, это христиане из Ирака. Им там хуже всего приходится. Все готовы отдать, чтобы вырваться.

— И куда их теперь?

— Не знаю… Через пару дней придет другая машина и их увезут. За кого-то родственники заплатят, а кто-то будет отрабатывать долг много лет. На подпольной фабрике в Польше или на рыбной ферме в Норвегии. Все, давай работать, а то вон Сулейман идет, — Шакиб схватил кирку и начал энергично колотить по штукатурке.

Сулейман остановился посреди двора и стал исподлобья наблюдать за работой. Миша не отставал от напарника, и так же бойко сбивал старое покрытие с кирпичной кладки, но чувствовал себя ужасно неуютно под буравящим взглядом. Наконец, не выдержав, он повернулся, кивнул Сулейману и приветливо улыбнулся. Араб недовольно поморщился и зашагал прочь.

До обеда работали без перерывов, так что снова начать разговор удалось только ближе к вечеру, когда они стали убирать валявшиеся куски штукатурки. Миша обратил внимание, что в бараке арабы практически не общались друг с другом. Вместе молились, а в быту обходились короткими репликами. Шакиб, видимо, соскучился по нормальному человеческому общению, поэтому, когда услышал предложение: «Пошабашим?», сразу же согласился и первым начал разговор:

— А ты, Михаил, откуда?

— Я из Питера.

— Красивый город, — Шакиб мечтательно улыбнулся. — Я там был на экскурсии. С любимой девушкой приезжал из Минска. Помню, гуляли ночью, смотрели на мосты… А ты сюда как попал?

— Да я и сам толком не понимаю. У меня в квартире убили девушку, и мне пришлось бежать. По-русски это называется «подставили».

— Понимаю. Меня ведь тоже подставили.