Теряя себя

– Какая тебе разница? Давай, Холл, пошевеливайся, – он заталкивает меня в кухню, уже опустевшую, и мучает пренебрежением, умалчивая фамилии убитых. А я ощущаю, как уснувшие во мне эмоции вновь просыпаются и вызывают прилив отчаяния, потому что я не хочу, чтобы Рэми был в этом списке. Вацлав, Авиэль, кто угодно, пусть даже единственная женщина в Совете, только не он, я не хочу слышать о его смерти. Он не заслуживает ее, или заслуживает? – учитывая то, что он сделал с нами. В мыслях о нем я не замечаю как оказываюсь в общем коридоре и, освобожденная от горячих пальцев Тьери, растерянно застываю, наталкиваясь на полный хаос: вышедших из своих комнат девушек, прижавшихся к стене, и мелькающих между ними синих пятен, то и дело исчезающих в проемах дверей и наверняка обыскивающих комнаты. Их выкрики хлесткими ударами бьют по стенам, и я отмираю, торопясь прижаться щекой к стене и уставиться в испуганные глаза девушки, лишь вчера заселившейся в соседнюю комнату. Она стоит в паре шагов от меня, копируя позу остальных и ожидая своей очереди, а я не могу не заострить на ней внимания. Ее нельзя назвать красивой, но что-то очаровательно приятное есть в ее чертах: высоких скулах, пухлых губах, даже в веснушках, усыпавших кожу. Ее волосы огненно-рыжие, и на фоне белых стен она выглядит веселым и ярким лучиком солнца, каким-то образом затерявшимся в лабиринте ада. Отчетливо вижу, как дрожат ее губы, когда сзади нас появляется один из полицейских и подходит к ней. Он нагибается, проводя ладонями по ее ногам, бедрам, ощупывает грудь, подмышки, даже волосы, а потом исчезает в ее комнате, откуда слышатся звуки разбрасываемых вещей и двигаемой мебели. Если честно, эта проверка выглядит полным абсурдом, потому что, не имея связи с внешним миром, мы вряд ли можем представлять опасность, тем более, каждая из нас находится под пристальным вниманием охранников. Нам даже не разрешено ходить друг другу в гости, чтобы исключить всякую возможность сплоченности.

– Чисто! – выкрикивает он, выходя из комнаты и принимаясь за меня. – Ноги на ширину плеч, – его горячие ладони скользят по моим лодыжкам, бедрам, я чувствую их жар даже через плотную ткань джинс, и закрываю глаза, вспоминая прохладные пальцы Рэми, когда-то ласкавшие меня. Мне становится мерзко и противно, когда чужие руки ложатся на талию, затем грудь, зарываются в волосы и грубо тянут их. Только когда он прекращает осмотр, я открываю глаза и вновь наталкиваюсь на затравленный взгляд девушки, тихо всхлипывающей, но не вызывающей во мне ни капли жалости. Наверное, она в полной растерянности и непонимании, наверное, сейчас ее сердце сковано страхом, но, признаться, мне все равно. Привыкнет. – Чисто! – вновь кричит полицейский и выходит из моей комнаты, оставляя после себя полный беспорядок. Я вижу это, когда отлипаю от стены и заглядываю в нее: скинутый на пол матрац и постельное белье, выпотрошенная подушка, разбросанные вещи, перевернутые шкафчики, содержимое которых тоже валяется на полу. Учитывая то, что я работаю до десяти, а потом, уставшая донельзя, едва нахожу силы принять душ, этот беспорядок кажется сущим наказанием. Устало опускаюсь на кровать и складываю руки на коленях, рассматривая лежащую на полу тетрадь с рисунками, она открыта, и на одном из листов ясно виден след наступившего на нее ботинка. Поднимаю ее и бесполезно пытаюсь стереть пыль с изображения Адель, вернее, ее наброска. Я собиралась его закончить, правда, вот только сейчас едва могу вспомнить черты ее лица, они померкли в памяти и заменились на что-то общее, сплошное, и мне трудно зацепиться за детали. Кажется, у нее были зеленые глаза, всегда с прищуром, хитрые и блестящие. И она была непозволительно красива. Слишком красива, чтобы быть реальной.

Где-то за гранью затихают звуки, а я продолжаю разглядывать рисунки, лаская кончиками пальцев лицо мамы, Айрин, целуя бледные щеки Элисон, улыбаясь старому дому. Дохожу до изображения Господина, и улыбку как рукой снимает, потому что в голове вновь раздается голос Тьери, говорящий о смерти двух членов Совета. Всеми силами отгоняю предательские слезы и молю Бога, чтобы Рэми был жив, и не потому, что пропиталась им насквозь, а потому, что не представляю, что будет с этим миром, когда его не станет. Может, он рухнет, утонув в крови и насилии, если к власти придут такие как Вацлав, а может, расцветет и люди станут свободными, достойными, сильными. Мне просто интересно, сможем ли мы справиться и не задохнуться в хаосе, лишившись установленного порядка. Тяжело вздыхаю, наконец закрывая тетрадь и справляясь со своей слабостью.

Все будет хорошо.

***