Тернии

— Это голубоватое солнце. Из северного полушария его не видно. Из южного, если невооруженным глазом — тоже. Шесть планет. Манипул — четвертая. Когда мы готовились к посадке, у меня появилось какое-то странное предчувствие. Как будто на Манипул меня привела сама судьба. Может, я действительно немного ясновидец? Трудно не согласиться с тем, что Манипул оказался в моей судьбе поворотной точкой. Шучу, шучу. Предсказатель из меня никудышный. Иногда меня, как вспышка, озаряет предчувствие, что я еще вернусь на Манипул. Какая чушь! Вернуться туда… Снова встретить их… — Кулак его неожиданно сжался странным конвульсивным щелчком; Лоне показалось, что вся кисть, со здоровым куском предплечья, свернулась в тугой шар. Голубые цветы с толстыми лепестками в стеклянной вазе чуть не улетели в пустоту. Лона едва успела подхватить их. Она заметила, что когда Беррис сжал кулак, щупальце за мизинцем аккуратно улеглось вдоль костяшек. Своими легкими ладонями Лона накрыла его стиснутую кисть и успокаивающе поглаживала, пока пальцы не расслабились.

— Давай не будем больше о Манипуле, — предложила она. — Но звезды все равно очень красивые.

— Да. Мне это даже не приходило в голову, пока я не вернулся из первого полета… С Земли звезды кажутся нам просто точечками света. Но когда летишь в космосе, под перекрестным огнем звездных лучей, и кажется, что от попадания каждого лучика корабль шарахается на добрый парсек… это совершенно другое дело. Звезды оставляют на человеке отметину. Кстати, знаешь, этот вид звездного неба над нами — практически такой же, как из рубки космического корабля.

— А как это получается? Никогда не видела таких ярких звезд!

Он принялся объяснять ей об абсолютно черном экране на фасаде отеля. Уже на третьей фразе Лона потеряла нить, но продолжала внимательно смотреть прямо в его странные глаза, изображая благодарного слушателя, а то он еще может обидеться. Как много он знает! И все равно, в этой обители наслаждений он казался чем-то напуганным не меньше, чем Лона. Пока шел разговор, это воздвигало против страха своего рода барьер. Но как только повисала пауза, Лоне становилось неуютно в окружении сливок общества; великолепие зала ее подавляло, пропасть по левую руку страшила до дрожи в коленках, а собственные невежество и неопытность давили на психику. В ослепительном сиянии звезд она чувствовала себя голой и беззащитной. Когда повисала пауза, даже Беррис казался ей чужим, а искаженное хирургией лицо, к которому она давно привыкла, внезапно представлялось выплывающей из темноты угрожающей маской.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил он.

— Да-да. Закажи, пожалуйста. Что-нибудь.

Нигде поблизости не было видно ни одного официанта — ни человека, ни робота. Беррис заказал напитки, просто наклонившись к золоченой решетке на левом подлокотнике и шепнув туда несколько слов. Как он спокоен, подумала Лона с благоговейным испугом, и сколько всего знает… Впрочем, не исключено, что именно такое впечатление он и хотел создать.

— Ты часто бывал здесь? — спросила Лона. — Мне кажется, ты знаешь тут все до мелочей.

— Я был тут один раз. Больше десяти лет назад. Такое место нелегко забыть.

— Ты уже был астронавтом?

— Да. В отпуске, после второго полета. И хотел произвести впечатление на одну девушку.

— О!

— На нее это впечатления не произвело. Она вышла замуж за другого, и они отправились в медовый месяц на Колесо. Колесо взорвалось, и они погибли.

Десять лет назад, подумала Лона. Мне еще и семи не было! Ей показалось, что разница в возрасте вдавливает ее в кресло, расплющивает, делает совсем крошечной. От полного исчезновения ее спасло только прибытие напитков.

Крошечный гравидиск-поднос молнией прочертил черное пространство купола и затормозил возле их столика. Только сейчас Лона заметила, что воздух буквально кишит такими подносами, и подивилась, как они не сталкиваются. Впрочем, для компьютера не должно составить особой проблемы запрограммировать непересекающиеся траектории.

Предназначенный для нее напиток прибыл в чаше из полированного черного камня, весьма увесистой и с массивным основанием, но с удивительно тонким, почти прозрачным краем. Лона автоматически поднесла чашу к губам, но мгновение помедлила и осознала свою ошибку; Беррис чего-то ждал, его бокал оставался перед ним нетронутым.

Господи, как он похож на какого-нибудь зануду школьного учителя, когда вот так улыбается, подумала Лона. Ни слова не говоря, дает понять, какая я дура. И я прекрасно понимаю, что сейчас он думает: маленькая неграмотная бродяжка, которая и вести-то себя толком не умеет.

Так же неожиданно, как всколыхнулось, раздражение утихло. Через мгновение Лона уже понимала, что на самом-то деле сердится не на него, а на себя. Почему-то это помогло успокоиться.

Она бросила взгляд на его бокал.

Там что-то плавало.

Бокал из прозрачного кварца был на три пятых наполнен тягучей зеленой жидкостью. На поверхности неторопливо плавало кругами крошечное существо, напоминающее по форме слезинку. За ним тянулся фиолетовый след.

— Это что, так и должно быть? — вырвалось у нее.