Терновый венец

Дочка судьи собирала чужую жизненную силу и, как губка, вбирала ее в себя.

Леон оказался прав – нового вмешательства не потребовалось. Окружающую Этэйн магию и странный эффект, который она распространяла, заметили и без посторонней помощи. Судя по плащу с нашивкой и револьверу в кобуре, задержавший Этэйн мужчина был агентом Департамента.

Анаконда могла спокойно отправляться в свой новый дом. Сытая улыбка на губах Леона служила доказательством того, что успехами подопечной он доволен.

Уже на следующий день включенный в гостиной экфовизор наполнял комнату десятками возбужденных голосов. Судью обвиняли в использовании полуночных чар, позволивших его дочери Этэйн излечиться от смертельной болезни за счет кражи жизненной энергии других.

Готовя нехитрый обед, Анаконда услышала голос Леона, который говорил с кем-то по амулету зова. Выглянув из кухни, удивленно вытаращила глаза – на противоположной стене гостиной отражалось лицо… мэра.

– Вечером у нас будут гости, – разорвав связь, сказал Леон. – Сиди тихо как мышка и не выдавай себя. Керрейн не знает, что теперь я живу не один.

Анаконду переполняло волнующее чувство сопричастности к чему-то, чего она еще до конца не понимала… но без сомнения, чему-то грандиозному. Вечером, с первым же стуком в дверь, она юркнула в примыкающую к гостиной полупустую комнату. Прятаться в спальне она не собиралась. Как пропустить появление столь важных гостей?

Она впервые видела мэра так близко. Вряд ли он вообще заметил бы Анаконду, даже окажись она в шаге от него – настолько был взволнован. Нервно мерил шагами пространство гостиной и без конца то приглаживал, то снова взлохмачивал волосы, тронутые сединой.

– Леон, я не знаю, что делать. Это слишком громкое дело…

– Я понимаю, – мягко отозвался тот.

– За все время нашего знакомства я часто обращался к тебе. Возможно, даже чаще, чем хотелось бы. Но теперь твой совет нужен мне как никогда.

Рядом со степенным, зрелым Керрейном Леон выглядел почти мальчишкой, но мэр едва ему в рот не заглядывал. Леон Колдуэлл умел производить впечатление – в том числе и на тех, кто, как оказалось, давно его знал.

– Что мне делать? – в голосе Керрейна звучало отчаяние. Не хватало только заломанных рук.

– Бросить все силы на то, чтобы замять это дело. Нельзя допустить скандала. Никто не должен догадаться, что блюстители закона не пренебрегают запрещенными чарами. Нельзя допустить бунт против Трибунала. Тебе ли не знать, что хаосу, который олицетворяет полуночная магия, необходима надежная клетка. Лишимся сдерживающей силы в лице Трибунала – и полуночная магия хлынет в массы.

– Трибунал так легко не сокрушить, – с холодком в голосе возразил Керрейн. – Но как Карсон мог быть так неосторожен? Как ему вообще взбрело в голову воспользоваться полуночными чарами, не удостоверившись, что об этом ни единая душа не узнает!

– Любовь ослепляет, Мартин, – вкрадчиво сказал Леон. – Он лишь хотел, чтобы его дочь была жива. Не нам с тобой винить Карсона в том, на какие меры он пошел. Другой вопрос, что он действовал грубо, подставив, в первую очередь, тебя. Обратился бы ко мне, в конце концов. Я бы дал ему чары, которые следов не оставляют.

На лице мэра появилась неодобрительная гримаса.

– Он не знает о тебе. Никто не знает. И пусть так это и остается.

Леон коротко, обманчиво почтительно кивнул.

– Конечно, – помолчав, добавил: – У Этэйн Фаллон, кажется, был парень.

Керрейн скривился.

– Положим, и что?

– Повесь дело на него, – хладнокровно предложил Леон. – Дескать, ему, по уши влюбленному в Этэйн, была настолько невыносима мысль о ее смерти, что он прибегнул к полуночным чарам. А то, что он решился на это, зная, что она дочь судьи, лишь добавит достоверности – парень, как-никак, потерял голову от любви.

– Откуда тебе известно про мальца? – поразился Керрейн.

– Разведал, – бесстрастно обронил Леон. Глядя в глаза мэра, веско сказал: – Безопасность города – наше общее дело.

– Святая Дану, Леон, что бы я без тебя делал?

Мэр сжал его плечо и отвернулся, не увидев, как по лицу Колдуэлла скользнула тень усмешки. Тень чего-то хищного, опасного и обладающего острыми зубами.

Когда Мартин Керрейн ушел, Анаконда вышла из укрытия. Леон сидел на диване и неторопливо попивал виски.

– Я не понимаю…

– Поймешь.

Он не спешил делиться с ней своими планами, но Анаконда не торопила. Ничего. Однажды она станет для него незаменимой.

– Как вообще так вышло, что мэр на вашей стороне?

– Мы познакомились, когда я был молод, импульсивен и столь глуп, что попался на торговле полуночными чарами.

Анаконда недоверчиво хмыкнула. Трудно представить, что Леон Колдуэлл на любом отрезке своей жизни был импульсивен.

– Меня бросили в тюрьму, и со дня на день я должен был предстать перед Трибуналом. Не скажу, что на тот момент мои прегрешения были так уж велики – куда скромней, чем сейчас, это точно. Однако мэр предупредил, что навесит на меня парочку нераскрытых убийств с применением полуночных чар, что неминуемо приведет к смертной казни. Либо…

– Либо вы поможете ему? – догадалась она.