Читаем Терпень-трава полностью

– Так, конечно, но… – заметила режиссёр, пожимая плечами…

– А Палыч пусть и сыграет. Он в армии служил, и вообще… Всё может. – Неожиданно предлагает Толян. Федот, по роли который.

– Я?! – Изумляюсь вполне искренне. Я ведь совсем этого не хотел. Ещё и подумают, что напросился. Я же просто поддержать ребят хотел, да и вообще, не актёр я. Ни в одном спектакле – на сцене – я не участвовал. Может, в жизни только. Кстати, и не тянуло на сцену никогда. И вот…

– А что, Евгений Павлович, может, действительно попробуете, а! Не бросать же из-за этого спектакль! – По-свойски подмигивает мне Георгий Николаевич. – Возьмётесь? Я вот, тоже неожиданно в актёры попал. Если времени не будет слова выучить, можно и по бумажке.

– Да он выучит, – выкрикнул Мишка. – Запросто. У него память, знаете какая! Как в Пентиуме. Мы поможем…

– А ты кого там играешь? – пряча неловкость, выигрывая время, спрашиваю Мишеля.

– Я? Царя! – легко отвечает Мишель.

– А давайте попробуем. А, Евгений Павлович? – предлагает режиссёр.

– Давайте! – вопит за меня ребятня… – Конечно! Дядь Женя, давай…

– Ну, если только попробовать… – мнусь я, понимая уже всё, попался, как кур в ощип. Тут же вспомнились строки: «Пошлют на медведя – пойдёшь на медведя. А куды деваться, надо, Федя!» – Ну, если надо… – Говорю…

Обрадовано продолжая, детвора – довольные, хором прокричали:

«Надо, Федя!.. Или дичь и рыба, или меч и дыба!»

И вновь все дружно рассмеялись. «Ой, есть контакт у них! – с удовольствием отмечаю. – Есть! Очень это хорошо! Славно!»

– Тогда вот с этого места и попробуем. Проведём пробу, – говорит Валентина Геннадьевна, протягивая мне пару листков, попутно указывая на строку. – Мишель, вернее царь говорит последнюю строку… И вот здесь – ваши слова…

Мишка, он царь, мастерски выговаривает мне по тексту, будто я действительно перед ним сильно провинился. Да правдиво так выговаривает, я аж внутренне поёжился:

Докладай без всяких врак, почему на сердце мрак?Я желаю знать подробно: кто куды, чаво и как?

– Палыч, сейчас твои слова! Говори! – Заинтересованно подсказывают зрители. – Ну!.. «Был я даве…»

– Сейчас? – Спрашиваю, а сам ловлю себя на том, что взволновался вдруг, пожалел опять, зачем ввязался…

– Да, сразу после слов: «…кто куды, чаво и как». Говори.

Был я даве у стрельца…

Читаю, и не узнаю свой голос, не мой вроде,

…у Федота удальца.Как узрел его супругу, так и брякнулся с крыльца!

Зрители на это «событие» весело рассмеялись, и я вместе с ними. Конечно, смешно. Смысл и слова очень задиристыми мне показались, и необычайно колоритными, выразительными: куды, чаво, даве, узрел, брякнулся… Красивые слова, вкусные. В них особая выразительность звучала. Как это, например, в пении – есть голоса громкие, но плоские, а есть голоса наполненные обертонами, то есть разными сочными красками, как букет полевых цветов. Современные слова заметно беднее, механистичнее, совсем плоские. А эти – просто песня!

– Вам смеяться, Евгений Павлович, генералу, нельзя, – поправила режиссёр. – Вы так удивлены, по роли, так завидуете Федоту, влюблены в тайне

Ребятня на это ухмыльнулась: Палыч влюбился! Ага! Шас! Ну, смехота!

Ладно, в общем, попробуем, думаю. Мне интересно пока… Продолжаю читать:

Третий день, ей-ей, не вру, саблю… в руки не беру.И мечтательность такая, что того гляди помру…

Машинально подумал, это точно или я, или земляки. Я – от страха, земляки – от смеха. Не выдержат люди, как увидят, покатятся со смеху… Вот ввязался…

А намедни был грешок, чуть не выдумал стишок.Доктора перепужались, говорят, любовный шок.

– Во, дядь Женя, молодец! Самое то! Ништяк.

– Здорово! Вылитый генерал. А мы искали! Пойдёт. Ур-ра!..

– Я ж говорю – он всё может. Тоже талант! – В восторге, что роль сбагрил, теряя голос, словно осипший петушок, прокукарекал Гонька.

Ну, стервец!

– Пожалуй, что… – Профессионально прищурившись, как это делают режиссёры, оглядывая меня, с благосклонностью в голосе заметила Валентина Геннадьевна. – Не плохо… совсем не плохо. У вас получится. Пойдёт. – Пожелала. – Главное, не волноваться.

– А я и не волнуюсь… вроде… – Но чувствуя, как отчего-то вспотели ладони, подумал: «Однако!»

– А к Новому году или к зимним каникулам, мы поставим спектакль по сказке Александра Сергеевича Пушкина «Руслан и Людмила». – Сообщила Валентина Геннадьевна.

– Ур-ра!.. Мы!.. Ещё один!..

«Я буду Руслан!» «А я Людмила!» «Ты не Руслан, ты конь будешь!» «Я – конь! Как дам щас по…» «А я – Голова в шлеме»… «А я свистеть буду»…

– Тихо, тихо, ребята, успокойтесь… – Всё так же приветливо улыбаясь, призвала Валентина Георгиевна, пообещала. – Всем ролей хватит. А теперь, давайте немного отдохнём… Перерыв!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь и судьба

Необычная судьба
Необычная судьба

Эта книга о судьбе матери автора книги Джаарбековой С. А. – Рыбиной Клавдии Ивановне (1906 Гусь-Хрустальный – 1991 Душанбе). Клавдия прожила очень яркую и интересную жизнь, на фоне исторических событий 20 века. Книга называется «Необычная судьба» – Клавдия выходит замуж за иранского миллионера и покидает СССР. Но так хорошо начавшаяся сказка вскоре обернулась кошмаром. Она решает бежать обратно в СССР. В Иране, в то время, за побег от мужа была установлена смертная казнь. Как вырваться из плена в чужой стране? Находчивая русская женщина делает невероятное и она снова в СССР, с новым спутником жизни, который помог ей бежать. Не успели молодые насладиться спокойной жизнью, как их счастье прервано началом Великой Отечественной войны. Ее муж, Ашот Джаарбеков, отправляется на фронт. Впереди долгие годы войны, допросы «тройки» о годах, проведенных заграницей, забота о том, как прокормить маленьких детей…

Светлана Ашатовна Джаарбекова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Кровавая пасть Югры
Кровавая пасть Югры

О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.

Валерий Аркадьевич Граждан

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Война-спутница
Война-спутница

Книга Татьяны Шороховой, члена Союза писателей России, «Война-спутница» посвящена теме Великой Отечественной войны через её восприятие поколением людей, рождённых уже после Великой Победы.В сборнике представлены воспоминания, автобиографические записки, художественные произведения автора, в которых отражена основа единства нашего общества – преемственность поколений в высоких патриотических чувствах.Наряду с рассказами о тех или иных эпизодах войны по воспоминаниям её участников в книгу включены: миниатюрная пьеса для детей «Настоящий русский медведь», цикл стихотворений «Не будь Победы, нам бы – не родиться…», статья «В каком возрасте надо начинать воспитывать защитников Отечества?», в которой рассматривается опыт народной педагогики по воспитанию русского духа. За последний год нашей отечественной истории мы убедились в том, что война, начавшаяся 22 июня 1941 года, ещё не окончена.Издание рассчитано на широкий круг читателей.

Татьяна Сергеевна Шорохова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)
Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)

Вашему вниманию предлагается некий винегрет из беллетристики и капельки публицистики. Итак, об ингредиентах. Сначала – беллетристика.В общем, был у латышей веками чистый национальный праздник. И пришёл к ним солдат-освободитель. Действительно освободитель, кровью и жизнями советских людей освободивший их и от внешней нацистской оккупации, и от нацистов доморощенных – тоже. И давший им впоследствии столько, сколько, пожалуй, никому в СССР и не давал. От себя нередко отрывая. Да по стольку, что все прибалтийские республики «витриной советского социализма» звали.Но было над тем солдатом столько начальства… От отца-взводного и аж до Политбюро ЦК КПСС. И Политбюро это (а вместе с ним и сявки помельче) полагало, что «в чужой монастырь со своим уставом соваться» – можно. А в «уставе» том было сказано не только о монастырях: там о всех религиях, начиная с язычества и по сей день, было написано, что это – идеологический хлам, место которому исключительно на свалке истории…Вот так и превратила «мудрая политика партии» чистый и светлый национальный праздник в националистический ша́баш и оплот антисоветского сопротивления. И кто знает, может то, что делалось в советские времена с этим праздником – тоже частичка того, что стало, в конце концов, и с самим СССР?..А второй ингредиент – публицистика. Он – с цифрами. Но их немного и они – не скучные. Текст, собственно, не для «всепропальщиков». Эти – безнадёжны. Он для кем-то убеждённых в том, что Рабочее-Крестьянская Красная Армия (а вместе с ней и Рабочее-Крестьянский Красный Флот) безудержно покатились 22-го июня 41-го года от границ СССР и аж до самой Москвы. Вот там коротко и рассказывается, как они «катились». Пять месяцев. То есть полгода почти. В первые недели которого немец был разгромлен под Кандалакшей и за всю войну смог потом продвинуться на том направлении – всего на четыре километра. Как тоже четыре, только месяца уже из пяти дралась в глубоком немецком тылу Брестская крепость. Как 72 дня оборонялась Одесса, сдав город – день в день! – как немец подошёл к Москве. А «катилась» РККА пять месяцев ровно то самое расстояние, которое нынешний турист-автомобилист на навьюченной тачке менее, чем за сутки преодолевает…

Сергей Сергеевич Смирнов

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза