Вот таким образом из капитанов я вдруг стал генералом.
А контакт у них с детьми есть! Это точно. Лучшего и желать не надо.
– Евгений Павлович, дорогой ты наш, поздравляем! – звучал в сотовике взволнованный голос Мишкиного отца. Он сам позвонил.
– Не понял, – насторожившись, переспрашиваю. – В чём, Николай Михалыч? За что? – Не с генеральской же ролью, наверное. Да и откуда так быстро он мог узнать, от Мишеля разве… Нет, шутит, наверное.
– Как в чём! – В свою очередь удивляется Мишкин папа. Голос звучит на высокой патетической ноте. – Тебя, наверное, к медали милиция представит – шучу! – а он скромничает. За помощь в поимке четырёх преступников. Вот за что! Надо же! Молодец! Об этом уже и в Европе знают.
– Ааа! – тяну. – За это. А кто вам рассказал? Откуда?
– Да как кто! Центральные газеты, естественно. Телевидение. Они и до нас доходят. Ты думаешь, если мы за пределами, так совсем уж и тёмные? Нет, конечно, мы в курсе… Но молодец! Просто герой! В такую схватку, говорят, вступил… Просто Джеймс Бонд. Менты удивляются. Я говорю, да при такой-то школе, он один всех переловит… Только кому это надо!..
– Да какой там Джеймс Бонд… Сдуру, в общем… Рисковал.
– Не скромничай. А риск вовсём есть. Даже если по улице днём пройти… Кстати, и Эля вот, тоже тебе привет передаёт, просит… Чтоб, говорит, больше четырёх бандитов за месяц не ловил… А то нашим чиновникам некого «крышевать» тогда будет. Ха-ха-ха! Шучу! Но если серьёзно: ты молодец. Я просто горжусь тобой. Мы – гордимся!
– Да, ерунда, нормально всё, – бурчу в трубку. Мне неловко. Я не знаю, чтобы он сказал, если б узнал, что это Мишель меня на «подвиг» подтолкнул. Он помог мне стать газетным героем, а не я сам.
Будто услыхав, он спрашивает:
– Кстати, как там наш мужчина? Здоров? Не скучает?
– Всё нормально. И растёт, и скучает… Ребёнок же.
– Мы любим его, тоже скучаем, – с понятной ласковой интонацией поведала трубка, потом сообщила. – Палыч, лето кончается…
– И что? – Этот вопрос я давно уже жду. Жду и боюсь. Не хочу с Мишелем расставаться. Но придётся, видимо. – Что вы думаете?
– Да вот, Палыч, хочу с тобой посоветоваться… Звоню… Как ты вообще о нас думаешь?
– В смысле?
– Ну, в том смысле, что, как и что дальше… Как вообще теперь жить? Я вот тут, на чужбине, пожил, поразмышлял… – Трубка вздохнула…
– И что?
– Понимаешь, не нравится мне здесь всё…
– Ну, Мир большой, можно поехать
– Да какой он большой!.. – Перебивает Николай Михайлович. – Мы его уже весь, кажется объездили, посмотрели. Я об этом и говорю: душа к нему не лежит… Понимаешь, Палыч! Чужое здесь всё. Ты, наверное, смеяться будешь, но меня, нас с Элей, домой тянет…
– В Москву? – будто не понимая, переспрашиваю. Вижу, ему трудно пока раскрыться, помогаю таким вот наивным образом.
– Да нет, Палыч, не именно в Москву… А вообще… как бы это сказать… в Россию. Смешно, да?
Я не смеюсь. Я понимаю. Трубка подождала, помолчала, продолжила:
– Ничего почему-то не радует. Ни красота всякая, ни люди, ни сервисный условия, ни разный прогресс… Будто заболел или оскомина какая… Говорят, интеллигентская ностальгия. Представляешь!
– Угу! – поддерживая, бурчу, и что…
– Я как-то в детстве мечтал на конфетную фабрику попасть – шоколада хотел сильно. Чтоб от пуза… Страшно хотел! Попал. Устроился на лето…
Через четыре дня я его не то что на нюх, я его на глаз терпеть не мог… Понимаешь?
– Понимаю. И…
– А что – и? И теперь так. Только не конфеты, а деньги. Понимаешь, Палыч, я, вдруг, с удивлением понял, что они мне, нам с Элей, с Мишкой, в таком качестве не нужны. Понимаешь?
– Пока не очень. И…
– Они меня не радуют… уже. Как раньше. Понимаешь, брат, мне надоела эта сволочная гонка: кто – кого! кто – кому! кто – как! кто – больше! И вообще, весь этот дурацкий стиль: урвать, прибрать, разместить, ссудить… Ты не представляешь, какая это хреновая жизнь! Это, как будто вокруг тебя много голых девок, трахай, казалось бы, сколько хочешь… А тебе скучно, потому что – уже наелся-объелся, вот так, по самое не хочу. Представляешь? Не радует.
– Я думаю, Михалыч, ты просто вырос. Не деньги для тебя, а уже ты для них нужен. Твой общечеловеческий статус требует, сознание теребит. Тут, наверное, одно из двух: или ты потребляешь деньги, наращивая и прибавляя, или ты создаёшь какой-то другой продукт. Пожалуй, больше морального свойства.
– Вот! Так что именно, Палыч, что? Это меня и беспокоит?
– Так беспокоит или интересует?
– Конечно, интересует… Не придирайся. Мне и так, понимаешь, хреново. Говори, Палыч, что посоветуешь? Твоё слово для меня, поверь, очень важно. Очень! Быть ещё одним председателем совета директоров мне уже скучно. Я объелся этим шоколадом. Не интересно. Я теряю смысл своей жизни… Те-ряю! Понимаешь? Что?..
– Знаешь, что бы я сделал на твоём месте?
– Да, конечно, потому и спрашиваю, что?