Меня определили в детское отделение противотуберкулёзного диспансера. Курирую мальчишескую палату. Вроде бы нашёл с ними общий язык. У меня пятеро пациентов от 6 до 14 лет, многие из области.
Отделение в убогом состоянии. Всё те же ободранные стены, узкие тёмные коридоры и тесные палаты на 5–6 человек. Этакий муравейник туберкулёзной инфекции. Благо хоть у детей редко бывает бактериовыделение. Однако дети есть дети, и их светлые души создают в этом отделении особую тёплую атмосферу. Многие ребятишки из асоциальной среды, из семей алкоголиков. Таким в отделении лучше, чем дома: есть и еда, и чистая постель. Это про них говорят, что их детство украли, обделены они с самого старта жизни, да тут ещё и фтиза подкралась. Мне их очень-очень жалко, даже думать боюсь об их будущем. Вчитываюсь в их анамнезы – мурашки по телу и холодок меж лопаток. Есть история девочки из очага тубинфекции, у которой мама и отец уже умерли от туберкулёза, а дядя попал в реанимацию по тому же поводу. Или история ребёнка, который проживал в маленькой комнатушке в бараке, спал с мамой в одной постели. А у мамы – инфильтративный туберкулёз лёгких в фазе обсеменения и распада с выделением микобактерий. А ещё специфическое поражение гортани, отчего мама уже вот полгода как говорит только шёпотом или вообще молчит. Такие вот истории сплошь и рядом.
У многих интоксицированный видок: дети бледные, с синевой под глазами, ужасно худые. При этом очень подвижные и тянущиеся к жизни дети. Блеск их глаз и смелость туберкулиновых реакций обладают определённой магией и по-своему очаровывают. Кроме внешнего вида, выявить что-нибудь физикально удаётся редко. В том и коварство. Другое дело – рентген. На этих целлулоидных картинах разворачиваются целые баталии. Тут и груды внутригрудных лимфоузлов, облака инфильтратов и озёра выпотов, поля просовидных диссеминаций[82]
и сети пневмофиброза[83]. И за каждой такой картиной – человеческая жизнь, катастрофа судьбы…Сегодня случилось то, чего я ожидал многие годы. В наш город с концертом прибыла группа «Аукцыон» – пожалуй, лучшая русская рок-команда. С их творчеством я знаком лет двенадцать, и мне до сих пор очень они импонируют. Я не пожалел 250 рублей и посетил выступление. Стиль, в котором играет «Аукцыон», определить достаточно сложно. Это сплав джаз-рока и фьюжна, фанка и шансона, русского романса и пафосной эстрады, элементов восточной музыки.
Но в этом и их уникальность – фишка, если хотите. Тексты порой очень экспрессивны и эпатажны, а иногда в них есть грусть и тоска. Много гротеска и пафоса в их стихах. Со сцены исходила мощная энергетика, питающая и заводящая зал, да ещё в жилах моих играл абсент, принятый за 15 минут до музыкального действа. В общем, было совсем хорошо. Мигом пролетели полтора часа, но многих хитов они не сыграли. Зал неистовствовал, но на бис «Аукцыон» не вышел. Осталось ощущение некоторой незаконченности концерта. Тем не менее, я получил огромное удовольствие, и этот февральский вечер останется в моей памяти ярким пятном на блёклом фоне зимы и будней. Под впечатлением я изладил небольшой сонет.
Впрочем, вернёмся к фтизиатрам. Туберкулёз – старинная инфекция. Бич городов и весей. Уж сколько ему посвящено литературных произведений. Ты только, читатель, поднапрягись и вспомни, где про чахотку-то описано – просто уйма примеров. Фтиза была в фаворе, даже в моде какой-то. Мне так мимолётно приходят в голову рассказы Чехова, Ремарка, Улицкой – и это без копаний в памяти…
Сколько известных людей забрала чахотка, опять же навскидку. Особо почитаемый мной как коллега Антон Палыч Чехов – это из писателей. Амадео Модильяни – из художников. Фредерик Шопен – из композиторов. Хотя есть версия, что он умер от муковисцидоза[84]
, но это очень спорно. А ещё инженеры и учителя, портные и сапожники, химики и ювелиры, крестьяне и рабочие. Сколько их было – неизвестно. Обильная жатва была у чахотки в то время, и почти все были перед ней равны. Хотя во время войны и бедствий фтиза особо жировала, производя свою селекцию на поприще естественного отбора.