Терракотовые сестры

Мертвяк вышел в сгущающийся сумрак, довольный, пряча за поясом черный рожок на черной цепочке из ста круглых звеньев: «внешние души» стоглавого мангуса. В проклятой кочевой юрте похрапывали двое. Как неверная жена будет объяснять своему мужу пропажу талисмана, похитителя не интересовало. Его вообще мало интересовали судьбы тех, кого он поимел за две тысячи лет жизни и несколько месяцев смерти. А напрасно, оказывается. Вот уже двое суток он осознал, что напрасно. «Как причудливо ложится карта! Как непредсказуем голос крови, мама!» – думал он, шагая по вечерней степи в сторону оставленных в ней дочерей.

На стоянке его ждала только старшая, Мэй. Он вспомнил ее. Точнее, ее мать, маленькую запуганную китаянку, работавшую горничной в мюнхенском отеле в тот олимпийский год. Зачем он соблазнил ее, не понял сам. Какой-то особой необходимости в этом не было. Да вообще не было необходимости. Никакой. Все и так прекрасно ладилось, а эффект от организованного расстрела спортсменов превзошел все ожидания. Он, как тайный идейный вдохновитель, остался неизвестным даже спруту мстительного «Моссада». Маленькая китайская горничная стала приятным бонусом. Чем она тогда зацепила? Тем, что говорила по-немецки практически без акцента, даже характерное местное «р» у нее прекрасно получалось? Или тем, что каким-то образом за железным занавесом оказалась настоящая китаянка, не дочка эмигрантов, а женщина, сбежавшая в поисках свободы, другой, не той, что заставляют любить? От постылого вечно уставшего мужа-партаппаратчика, не заплакавшего даже, когда она потеряла своих детей-близнецов, от цитатников Мао и хождения строем в светлое будущее босиком по осколкам. Здесь, на Западе, женщину не приняли в китайскую общину, боясь, что она шпионка, а европейцы относились брезгливо-опасливо, потому что китаянка. А коварный восточный соблазнитель забывал все, что она изливала ему на плече. Как только закрывал за ней дверь. Просто ему нравилось, что она, эта маленькая милая азиатка, вот так же болтается на грани миров, как и он. И что она – несчастна. Одна, как он, как Мириам, как Кали. У дочери – тот же неприкаянный взгляд и овал лица сердечком. И сила противостоять его магии.

Но почему Мэй одна? Где Маша?

– Дальше мы пойдем вдвоем, Асит. Или как там тебя правильно называть? Кайно? Моя сестра возвращается к давснам. – Приветствие не было теплым. Такого холодного голоса у ее матери никогда не было.

Но Кайно вздрогнул еще и от звука собственного имени.

– Я не сразу признала в тебе дэва, вошедшего в тело умирающего. Он ведь умер, тот благородный Асит, которого я нашла в степи? – Звон стали в ее голосе сменился робкой надеждой на собственную неправоту. Но лишь на мгновение. – Он потерял слишком много крови.

Мэй говорила что-то еще, объясняла, как распознала инкуба, стараясь сохранять ровные интонации, но то и дело сбивалась. Волнение, страх, вызов в голосе. У Кайно же земля уходила из под ног:

– Что ты наделала, девочка?! – только и смог он выговорить. – Ты отправила свою сестру на смерть! Ей не устоять против мангуса!

Он скрежетал зубами с такой силой, что чужая плоть не выдерживала: лицо начало деформироваться, и Мэй сначала неясно, на затем все четче и четче в нарастающих сумерках стала различать холодное беловато-синее свечение от мужской фигуры.

– Я отдала Маше нефритовый меч, с ней ничего не случится. – Мэй по-прежнему старалась хотя бы казаться спокойной.

– И себя ты оставила без защиты! – ужаснулся Кайно. – Тысячи лет я жил без родных, видя лишь в матери свою кровь, свою семью. Даже любовь не заменила ее мне до конца. Но моя мать, она сама, своими руками лишила меня жизни там, на Терре. Но, видно, не отпустила до конца. Узы крови нашли меня здесь, в магическом мире Альтерры. «Мой второй шанс жить!» – подумал я, когда встретил вас, дочери. И вот я должен снова вас потерять? Повторить путь матери? Нет! Я не хочу!

Кайно вскочил на своего страшного коня-мертвеца, и тот словно получил заряд силы! Весь охваченный сиянием хозяина, он встрепенулся, забил копытом и обрел огненное дыхание: вместо смрада и паразитов голубое пламя извергали теперь его ноздри. Уже ничто не напоминало в этом могучем мистическом звере ту оголодавшую загнанную коренастую лошадку, умершую утром от разрыва сердца. Да и всадник ей был под стать. Кайно больше не прятался за личиной степняка. Призрачный свет пронзил уже ненужную плоть, призрак сидел на коне, сотканный из холодного огня. И как огонь постоянно меняет форму, так и он мерцал. С первого взгляда Мэй стало ясно, что человеческий образ легко изменится в другой, любой, какой нужно будет хозяину.

– Мэй, дочь моя, тут недалеко кочевая юрта ведьмы шулмас. Она спала, когда я уходил, но может уже проснуться. И отправится мстить. Я видел тебя в бою и думаю, что ты легко с ней справишься, но сейчас… должен спасти, попытаться спасти твою младшую сестру. Не позволь ведьме лизнуть тебя! Помни, у шулмас слабое место – ее ослиный хвост! – крикнул Кайно, пришпоривая скакуна.