Терри Гиллиам: Интервью: Беседы с Йеном Кристи

Быть может, в комиксах Америка нашла свой собственный путь к бессмыслице и эксцентрике. Какие вам больше всего нравились поначалу?

Кажется, больше всего я любил «Малыша Немо» Уинзора Маккея и «Катценджеммер кидз»[49]. В каком-то смысле обе серии были построены на бессмыслице, но все-таки они принадлежали европейской традиции. Рисунки Маккея выдают в нем классически образованного художника, и понимание архитектуры у него определенно европейское. Естественно, мне нравился «Крейзи кэт»[50] Джорджа Харримана, и я вырос на журнале «Мэд», который хоть и был сатирическим, но порой выдавал попросту веселую бессмыслицу[51]. Во многом этот дух задавали рисунки Уилли Элдера, который никогда не мог удержаться, чтобы не всунуть в каждую картинку миллион разных острот и приколов[52]. Журнал был немыслимо нелепый, но в то же время какой-то замечательно умный. Для меня и для всего моего поколения «Мэд» стал настоящей библией; все, кто в шестидесятые годы занимался комиксами в андеграундном формате, выросли на «Мэд», который начал выходить в 1955 году. Журнал представлял собой смесь бессмысленности, сатиры, пасквиля, но, что важнее всего, он отличался точностью, потому что редактор Харви Курцман был абсолютно гениальным руководителем. Любой пасквиль делался предельно серьезно, редактор от всех требовал настоящего мастерства. В «Пайтоне» мы в конце концов пришли к тому же: когда снимали «Монти Пайтон и Священный Грааль», то работали всерьез, с настоящими декорациями, с костюмами, с профессиональным светом. Насколько у нас все это получилось — другой вопрос, но по крайней мере начинали мы с той же серьезностью, что Пазолини, или Висконти, или Сесиль Б. Де Милль. Какие-то коррективы вносили деньги, вернее, их недостаток, но намерение не исчезало ни на секунду.

На последнем курсе колледжа я с группой сокурсников взял в свои руки литературный журнал «Фэнг» (до нас речь там шла о поэзии, изобразительном искусстве — сплошь вещи высококачественные) и превратил его — о ужас, ужас! — в юмористический. Мы сделали шесть выпусков, пока он не дошел до полного идиотизма; до нас никому не удалось продержаться так долго — из них хороших, правда, получилось три или четыре. При каждом удобном случае мы пытались подражать журналу «Хелп!», который редактировал Харви Курцман при участии Глории Стейнем.

Была одна вещь, которую в то время никто, кроме «Хелп!», не делал, — это fumetti, фотографические комиксы наподобие тех, что показаны у Феллини в «Белом шейхе»[53]. Идею Харви взял в итальянских романтических журналах, только у него в результате получались невероятно смешные вещи: сценарии делали писатели-юмористы, для фотографий снимались такие актеры, как Дик Ван Дайк и Стив Аллен[54]. Эрни Ковач попал даже на обложку «Хелп!». Глория знала, чем заманить актеров, как привлечь их к съемкам, а Харви — по крайней мере по имени — знал в среде комиков абсолютно всех. У себя в журнале мы тоже сделали пару fumetti, и я отправил несколько экземпляров в Нью-Йорк своему кумиру. Харви ответил, что ему очень понравилось.

Колледж я закончил, так и не решив, чем буду заниматься дальше. Все мои однокурсники устроились на работу в транснациональные корпорации, а я опять устроился работать в летний лагерь — на этот раз в Высокой Сьерре, из детей знаменитостей там отдыхали дочки Берта Ланкастера. А я снова был руководителем драмкружка и художественной студии. Я тогда читал автобиографическую книгу Мосса Харта «Действие первое» — он пишет, что в юности самым большим авторитетом для него был драматург Джордж Кауфман; и вот он едет в Нью-Йорк, случайно сталкивается с Джорджем Кауфманом и тут же становится его соавтором; в результате одна успешная пьеса следует за другой[55]. Соответственно, я тоже написал Харви Курцману и сообщил, что еду в Нью-Йорк. Он мне ответил, что не стоит, что в Нью-Йорке миллион таких, как я, и ни у кого ничего не получается: «Невозможный город, не надо сюда ехать». Но я уже упаковал чемоданы. В Нью-Йорке я добился встречи с ним. И где, вы думаете, он ее назначил? После всего, что я прочитал об отеле «Алгонкин» и «Круглом столе» у Мосса Харта — похоже, круглые столы в том или ином виде то и дело у меня всплывают, — другого места для встречи и быть не могло[56]. Я встречаюсь с Харви в отеле «Алгонкин»! Я поднимаюсь наверх (они снимали там многокомнатный люкс), и все это начинает казаться мне странным. Зачем ему сразу приглашать молодого парня, только что приехавшего в Нью-Йорк с западного побережья, прямо к себе в комнату? Пока я нажимал на кнопку и ехал в лифте, в моей голове успели пронестись все возможные страхи по поводу нью-йоркского гомосексуализма, но вот дверь открылась — и кого я вижу в комнате? Там сидят все мои кумиры: Арнольд Рот, Уилл Элдер, Эл Джаффе, другие художники из «Мэд» и «Хелп!» — и все они работают над первым выпуском «Малышки Анни Фанни»[57].