Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография

«Макарона, профессор магических наук (Пугалоу), профессор КОТ (Чабб), мастер игры (Щеботан), старший специалист (п. ч. т.), д. ф. н. (блит), ДМСК, МК, профессор магических наук (Коксфорд), старший специалист по куроведению (Генуя, Университет Иана Завоевателя, Креветочный корпус, второй этаж), Primo Octo (дважды), старший специалист по блит-слудовому обмену (Аль-Хали), КФГСБ, возвратно-поступательный профессор блит-теории (Клатчский университет), профессор магических наук (Клатчский университет), Didimus Supremus (Клатчский университет), почетный профессор блит-субстратных определений (Чабб), заведующий кафедрой блит- и музыкальных наук (Щеботанский колледж для молодых девиц), лишь один…»

…И все сначала – и так больше полутора страниц.

Как ни весело было писать это в первый раз, я ни за что – ни тогда, ни сейчас – не стал бы печатать этот пальцеломный набор слов три раза подряд. Я просто скопипастил соответствующую часть. Терри довольно трогательно переживал, что читателям это покажется жульничеством – будто они смогут посмотреть готовую книжку на просвет и увидеть, что слова не честно напечатаны, а вставлены с помощью технологических хитростей. Но я недвусмысленно дал понять, что нам придется рискнуть.

Сюжет «Незримых академиков» – сложный и аккуратно сплетенный, но, казалось, в голове Терри он возник легко и отчетливо. Для тех из нас, кто теперь постоянно и мучительно присматривался, не начала ли ЗКА влиять на его творчество, это было огромным облегчением – и поводом для удивления. Единственная проблема случилась под самый конец, когда Филиппа Дикинсон, выстроив, как язвительно выразился Терри, «Роковую Хронологию», заметила, что в линейном сюжете романа, вообще-то, куда-то пропали целые сутки. Пришлось потратить целый рабочий день в Часовне, чтобы, вернувшись к роману, ужимать и растягивать события, пока хронология не сошлась. Это была очень сложная и кропотливая работа, но Терри просто засучил рукава и приступил. Поразительное зрелище. У человека дегенеративное заболевание мозга, а он с легкостью мысленно скачет по роману объемом в 135 тысяч слов. А его предположительно здоровый и к тому же значительно более молодой личный помощник… что ж, мне в какой-то момент пришлось вскочить из-за компьютера и ретироваться в туалет Часовни, где меня вырвало: правки текста в таком количестве вызвали у меня первую во взрослой жизни мигрень. Зато Терри мог продолжать часами¹¹.

«Незримые академики» – не только самая длинная его книга, но и, на мой взгляд, самая смешная: книга, где злодейский план доктора Икса – «сеять в мире тьму и отчаяние посредством любительских спектаклей»¹²; книга, где персонаж Гленда Медоед «была одновременно потрясена и унижена, а это еще попробуй изобрази»; книга, где долгий поцелуй звучит «как будто теннисный мячик всасывало сквозь струны ракетки». На этом этапе жизни Терри в моей голове снова и снова звучала фраза, сказанная однажды его редактором Энн Хоппе: «Как такая сияющая гениальность на страницах может существовать в одном мире с Альцгеймером?»

Однако если в прозе Терри еще оставался собой, то по всему остальному уже медленно, но верно пошли трещинки. Когда роман вышел осенью 2009 года, Терри появился перед прессой и публикой в редакции The Guardian у лондонского Кингс-Кросса. В тот день ему было трудно сосредоточиться. Когда дело дошло до вопросов, встал бразильский журналист и спросил что-то о футболе. Терри пустился в долгие петляющие разглагольствования, как будто прогулявшись по нескольким континентам и найдя место даже для небольшого отступления о религиозной нетерпимости, после чего снова вернулся в лондонский зал. Закончив, Терри спросил:

– Я ответил на ваш вопрос?

– Нет. Не совсем, – сказал оторопевший бразильский журналист.

Нам еще предстояли непростые моменты.

СНОСКИ

¹ Дама Берил Бейнбридж скончалась в 2010 году в возрасте 75 лет.

² Терри, конечно, по-прежнему приходил на рождественские ужины, всегда обозначавшиеся в ежедневнике как «пьянки CEGB», несмотря на то, что более воздержанных людей было еще поискать. К тому времени любовь Терри к брюссельской капусте уже вошла в мифологию ужинов. Однажды, когда он не смог присутствовать, остальные заказали в «Интерфлоре» – «Интербрассике»[85], как они ее переименовали, – доставку в особняк празднично оформленной капусты. Она стала украшением рождественского стола Пратчеттов. Потом Терри сделал каждому маленький серебряный значок в виде капусты, после чего в приглашения на рождественские ужины добавилась строчка: «Ношение капусты обязательно».

³ Минус – ее он не получил. Плюс – проиграл он Нилу Гейману с его «Историей с кладбищем» (The Graveyard Book), и Терри искренне радовался за Нила. «Молодец парень», – сказал он. Теперь у них обоих было по Карнеги.