Единственной уликой, выдвинутой против них на суде, являлось свидетельское показание полового из гостиницы. Этот сомнительный свидетель заявил, что видел их в обществе неизвестного, скрывавшегося под кличкой "Адмирал", который убил градоначальника фон дер Лауница и вслед за тем сам покончил с собою.
Как бы ни было безжалостно и жестоко царское правосудие - даже военно-полевых судов,- казалось невероятным, что оба революционера были осуждены и казнены 16 июля 1907 г. только на основании такого ничтожного обвинения. "Конспиративная комиссия" справедливо узрела в этом деле руку агента-провокатора.
Два других факта, гораздо более значительные, стали известны членам "конспиративной комиссии".
Одному шлиссельбургскому узнику, а именно Мельникову, осужденному по делу Гершуни, вспомнилось в заключении кое-что подозрительное в личности и в положении Азефа. При обыске у одного товарища полицией было захвачено вместе с другими документами письмо с адресом, по которому легко было добраться до Азефа, жившего тогда в Москве. Несмотря на это, последнего даже не потревожили.
Мельников сообщил сомнения и тревоги Гершуни, который, схватившись за голову, воскликнул:
"Азеф -провокатор! Тогда и на отца родного нельзя положиться".
Через некоторое время Егор Сазонов, попавший после казни Плеве тоже в Шлиссельбургскую крепость, сообщил Мельникову, вероятно по поручению Гершуни, что "Азеф безукоризненный революционер и продолжает работать в партии".
Мельников не был единственным революционером, который смутно догадывался о настоящей роли Азефа. Максималист Рысс, основываясь на совершенно иных данных, формально обвинял Азефа в 1906 г. как провокатора. Брат казненного сообщил в "Avanti" чрезвычайно интересные сведения об его бесплодной борьбе против Азефа, проливающие любопытный свет на факты, сообщенные "конспиративной комиссией".
"В начале 1906 г.,- пишет он,- мой брат Соломон Рысс, известный в революционных кругах под именем "Мортимер", был арестован, когда со своими товарищами пытался произвести экспроприацию. Ввиду того, что Мортимер был одним из видных максималистов, последние решили устроить ему побег и с этой целью вошли в сношение со стражей, предлагая ей крупную сумму за содействие побегу. Стража согласилась, но в последний момент жандарм, охранявший камеру, струсил и сообщил обо всем своему начальству. Тогда киевский начальник охранного отделения Кулябко дал знать Мортимеру, что ему устроят побег, буде он согласится служить в департаменте полиции.
Получив это предложение, Мортимер решил использовать его в интересах революции и дал согласие. Жандарм и городовой, охранявшие камеру, получили приказ не мешать побегу - и Мортимер скрылся.
На свободе Рысс-Мортимер немедленно сообщил своим товарищам о данном им обещании служить в охранном отделении, заявив, что хотел воспользоваться этим для революционных целей. Товарищи Мортимера, руководители партии максималистов, выразили ему доверие, дав согласие на его службу в департаменте полиции.
Благодаря своей способности обращаться с людьми Мортимер проник в тайны департамента и тотчас же узнал, что Евгений Азеф, он же "Толстый", он же "Иван Николаевич", служит в департаменте на амплуа агента-провокатора.
В начале сентября 1906 г., встретив меня в Петербурге на улице, Мортимер просил меня немедленно передать социалистам-революционерам о роли Азефа.
Я счел своим долгом в тот же день сообщить об этом лицу, имевшему сношения с с.-р. и "боевой организацией". Однако заявление мое было встречено возмущением и даже угрозами по моему адресу: "Дорого заплатите за клевету".
Желая в корне убить слухи об Азефе и загрязнить источник слухов, ЦК партии с.-р. стал усиленно распространять слухи о "провокаторе Мортимере".
В октябре 1907 г. Рысс-Мортимер был арестован в Юзовке, в кандалах доставлен в Петербург и заключен в Петропавловскую крепость. В феврале месяце он был отвезен, закованный в ручные и ножные кандалы, в Киев, судим военно-окружным судом и казнен.
Приехав в Париж весной того же года, я открыто заявил о провокаторстве Азефа, предъявляя в то же время требование ЦК партии с.-р. представить данные о роли, приписываемой им Мортимеру. Приглашенный в июне ЦК, я повторил свое требование. В ответ мне было заявлено, что ЦК намерен меня привлечь к суду за распространяемые слухи "о некоем лице" и предлагает мне представить ЦК документы о провокаторстве "этого лица". Не питая никакого доверия к ЦК, я ему никаких данных дать не желал, Но заявил, что охотно пойду на суд и предпочитаю, чтоб суд этот состоялся в ближайшем времени. Однако мои требования не дали никаких результатов".
Из подозрений, относящихся к более раннему периоду, только одно кажется нам заслуживающим доверия. В открытом письме бывший председатель союза союзов Петерс, опровергая появившийся в печати рассказ о нем, как о друге Азефа, заявил, что он в действительности был товарищем Азефа по университету в Карлсруэ и что уже тогда до него доходили темные слухи, обвиняющие Азефа в сношениях с полицией и посольством1.