Терроризм в Российской Империи: Краткий курс

В «Памятной книжке социалиста-революционера» в 1914 году были приведены сведения об исполнителях террористических актов, осуществленных эсерами с 1902 по 1911 год. 20 из 27 женщин, принимавших участие в этих терактах, отнесены составителем к «интеллигенткам». Для сравнения: из 131 террориста-мужчины, упомянутых в этой книжке, 95 были рабочими и крестьянами по роду занятий. Высок был и образовательный уровень террористок: 11 имели высшее образование, 23 – среднее, еще 6 – домашнее и только 3 – начальное; одна назвала себя самоучкой. Среди террористок было 9 учительниц, 8 студенток и лишь 4 неквалифицированных рабочих^[89]. Их средний возраст в 1906 году составлял 22 года.

Среди эсеровских террористок преобладали русские (22) и еврейки (13). Высокую долю – почти треть – евреек среди женщин-террористок нельзя объяснить только активным участием евреев в русском революционном движении. Доля террористок-евреек существенно превышала общую долю евреев в ПСР. Резонным выглядит предположение, что для еврейских женщин, роль которых в семье была жестко регламентирована, разрыв с религиозными и семейными традициями требовал гораздо больших усилий, чем для мужчин, и происходил на более глубоком уровне. Возможно поэтому, ступив на путь революционной борьбы, они выбирали ее самые крайние формы, предполагавшие, среди прочего, готовность к самопожертвованию и тотальному разрыву с обществом.

Возможно также, что высокий социальный статус и образовательный уровень женщин, вступивших на путь революционной борьбы, подталкивали их выполнить один из заветов П. Л. Лаврова – «вернуть долг народу», посвятив себя делу его освобождения в самой опасной сфере.

Участие в революционной борьбе – во имя равенства и справедливости – предполагало принесение в жертву личного счастья и личных интересов.

Где жертва могла быть большей, нежели в террористической борьбе, когда на кон ставилась сама жизнь? Историки уже обращали внимание на религиозные основы психологии революционеров-народников и их преемников – эсеров. Изменился объект, но не изменилась структура религиозного чувства. Место Бога занял народ. Религиозный (или квазирелигиозный) момент в особенности прослеживается в психологии террористов. Люди, борющиеся за царство справедливости, прибегают к убийствам, причем зачастую лично ни в чем не повинных, а то и просто случайных людей. Оправданием этому может служить лишь то, что они являются искупительной жертвой. Так же как в жертву приносит нередко свою жизнь и сам террорист.

По словам «партийного кантианца», члена БО В. М. Зензинова, «вопрос о терроре был самым страшным, трагическим, мучительным. Как оправдать убийство и можно ли вообще его оправдать? Убийство при всех условиях остается убийством. Мы идем на него, потому что правительство не дает нам никакой возможности проводить мирно нашу политическую программу, имеющую целью благо страны и народа. Но разве этим можно его оправдать? Единственное, что может его до некоторой степени если не оправдать, то субъективно искупить, – это принесение при этом в жертву своей собственной жизни.

С морально-философской точки зрения акт убийства должен быть одновременно и актом самопожертвования»^[90].

Германский историк Манфред Хилдермейер справедливо замечает, что в эсеровских декларациях террористические акты получали дополнительное оправдание при помощи моральных и этических аргументов. «Это демонстрировало примечательный иррационализм и почти псевдорелигиозное преклонение перед “героями-мстителями”… Убийства объяснялись не политическими причинами, а “ненавистью”, “духом самопожертвования” и “чувством чести”. Использование бомб провозглашалось “святым делом”». На террористов распространялась особая аура, ставившая их выше обычных членов партии, как их удачно называет Хилдермейер, «гражданских членов партии»^[91]. Ведь террористы должны были быть готовы отдать жизнь за дело революции.

У многих женщин-террористок жертвенные мотивы прослеживаются особенно отчетливо.

Член БО Мария Беневская, верующая христианка, изготовлявшая бомбы и пострадавшая при случайном взрыве, находила оправдание своей деятельности скорее в Библии, нежели в партийных программах. Евстолия Рогозинникова, застрелившая начальника Главного тюремного управления А. М. Максимовского, писала перед казнью, что она вступила на путь терроризма из чувства долга и любви к людям. Дора Бриллиант рвалась сама выйти с бомбой на Плеве или великого князя Сергея Александровича; а ведь и в том, и в другом случае гибель была практически неизбежной.