Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е

Мы находимся в постоянном соприкосновении с миром причин, мы живём в нём, потому что наше сознание и наша непонятная нам функция в мире — часть его или отражение его. Но мы не видим его и не знаем, потому что: или мы отрицаем его, считаем, что всё существующее феноменально и кроме феноменального ничего нет; или мы признаём его, но стремимся постигнуть его в формах трёхмерного феноменального мира; или, наконец, ищем его и не находим, потому что теряем путь среди обманов и иллюзий отражённого феноменального мира, который мы ошибочно принимаем за ноуменальный.

В этом и заключается трагедия наших духовных исканий. Мы не знаем, чего ищем. И единственный способ избавиться от этой трагедии — это предварительное интеллектуальное определение свойств того, что мы ищем. Не имея этих определений, только с одними неопределёнными ощущениями, мы не должны подходить к миру причин, иначе мы заблудимся на его границе.

Это понимал Спиноза, который писал, что он не может говорить о Боге, не зная его свойств.

«Когда я изучал Эвклида, — писал он, — то я прежде всего узнал, что три угла треугольника равны двум прямым [углам], и это свойство треугольника было мне вполне понятно, хотя я и не знал многих других его свойств. Что же касается духов и привидений, то я не знаю ни одного их свойства, но постоянно слышу о них различные фантазии, в которых нет возможности разобраться».[19]

* * *

Мы установили некоторые положения, которые позволяют нам разобраться в мире ноуменов, или в «мире духов». И мы должны воспользоваться ими.

Прежде всего мы можем сказать, что мир ноуменов не может быть трёхмерен и не может быть в нём ничего трёхмерного, то есть соизмеримого с физическими предметами, похожего на них по внешнему виду, имеющего форму; то есть не может быть ничего, имеющего протяжение в пространстве и меняющегося во времени. А главное, там не может быть ничего несознательного. В мире причин всё должно быть сознательно, потому что он сам есть сознание, душа мира.

Дальше будут выяснены свойства мира причин. Пока, пользуясь теми определениями, какие у нас есть, мы должны искать его во всём окружающем нас и в себе самих.

При этом необходимо помнить, что мир причин — это мир чудесного. То, что кажется нам простым, никогда не может быть реальным. Реальное кажется нам чудесным. Мы не верим в него, но признаем его. И поэтому не чувствуем тайн, которыми полна жизнь.

Просто только то, что нереально. Реальное должно казаться чудесным.

Тайна времени проникает всё. Она чувствуется в каждом камне, который мог видеть ледниковые периоды и ихтиозавров и мамонтов. Она чувствуется в завтрашнем дне, который мы не видим, но который, может быть, видит нас и который, может быть, наш последний день или наоборот, день каких-то свершений, которых мы сами не знаем сегодня.

Тайна мысли создаёт всё. Как только мы поймём, что мысль не есть «функция движения», а что самоё движение есть только иллюзия мысли, и начнём чувствовать глубину этой тайны, мы увидим, что весь мир является какой-то большой галлюцинацией, которая не пугает нас и не заставляет нас считать [самих] себя сумасшедшими только потому, что мы к ней привыкли.

Тайна бесконечности — больше всех тайн. Она говорит нам, что все звёздные миры — вся видимая вселенная — не имеют измерения рядом с бесконечностью, равны точке, математической точке, не имеющей никакого протяжения.

И в «положительном» мышлении мы делаем усилия, чтобы забыть об этом, не думать.

Когда-нибудь со временем позитивизм будет определён как система, при помощи которой можно было не думать о реальных вещах и строго ограничивать себя областью нереального и иллюзорного.

ГЛАВА XVII

Если в мире существует сознание, то сознание должно быть во всём.

Мы привыкли приписывать одушевлённость и сознательность в той или другой форме только тем объектам, которые мы называем «существами», то есть тем, которых мы находим аналогичными с нами по функциям, определяющим в наших глаза одушевлённость.

Неодушевлённые предметы и механические явления для нас безжизненны и бессознательны.

Но это не может быть так.

Только для нашего ограниченного ума, для нашей ограниченной способности общения с другими сознаниями, для нашей ограниченной способности аналогии — сознание проявляется в определённых классах живых существ, рядом с которыми существуют длинные ряды мёртвых вещей и механических явлений.

Но если бы мы не могли говорить друг с другом, если бы каждый из нас не мог по аналогии с собой заключить о существовании сознания в другом человеке, то каждый считал бы сознательным только себя, а всех остальных людей относил бы к механической «мёртвой» природе.