Тёщины рассказы

Всё сговаривал, чтоб я его папкой звала. Не могла. Какой он мне папка? Язык не поворачивался. А он пристаёт и пристаёт. Антонина Павловна: "Да назови ты его, он не отвяжется". Вырвалось как-то — "папка". Он уж очень был доволен. А там и пошло, не только "папка", дак и "папочка".

Пока не пил, ох какой был симпатичный, потом не то стало.

Волосы волнистые. Финку оденет. Мороз сорок градусов, в ботиночках выходит. Всё время при костюме при галстуке. А потом стал толстовки носить. Пальто на меху, а потом эту… до колен.

Ну как как запьёт папочка! Иди в два часа ночи за вином. Зинка рядом живёт, к ней не пошлёт, — сходи к Насте. Настя живёт на краю села, заранее купим с Тоней, спрячем на веранде. Так литра двенадцать рублей, а так сорок; и деньги дома, и папка дома; и никто не знает, что папка пьёт. Оденусь, она меня проводит, дверью хлопнет, как бы я к Насте пошла. Сижу на веранде, Тоня выйдет, "не замёрзла? ну посиди ещё".

Он ждёт, курит. Курил-курил, одеяло зашаяло. Я только выбелила, убралася. Воду шабалой таскает, тушит. Таскал-таскал и упал. Толстовка горит, подушка горит. Шает всё. Антонина Павловна давай все окошки распечатывать. Вся квартира чёрная.

Иван Иваныч утром: "Сегодня на приём не ходи, толстовку починяй".

Один следователь вызывает меня на допрос, чтоб я на Иван Иваныча плела, спрашивает: "Иван Иваныч берёт взятки?"

— Нет, не видела.

Ишь ты какой, думаю!

— А вы берёте взятки при своих подчинённых?

Только дурак при людЯх будет брать взятку.

Замолчал. Подумал-подумал, спрашивает:

— Ты им кто? Одни говорят, что ты родня ему, другие говорят — чужая.

Я говорю: "Вот вы мне родня? Так и оне".

Следователь:

— На каком основании зовёте его папкой?

— На каком? У тебя есть отец и мать?

— Есть.

— Вот, тогда тебе этого не понять. Я уже третьего папкой зову, родной был Кондратий, я Кондратьевна, а второй был Александр, отчим, а третий уже Иван, — все папки. И три фамилии у меня, замуж выйду — четвёртая…

— Всё. Иди.

Иди, а самого на другой день забрали. Иван Иваныч: "С пана хам, цэ ещё ладно… Я же знал, что ты умница."

Нет чтоб предупредить меня, что надо говорить. Им сильно надо было, чтоб я их фамилию взяла.

Потом всё-таки подкопались под него, увезли в Челябинск. Антонина Павловна съездила, попросилась на свиданку, свиданки не дают. Она тем же ходом развернулась, — дома борова заколола, осмолила, ковёр сняла, закрутила в ковёр этого борова, — поехала в гости к Антону, — в детстве семьями дружили, в юности ухаживал за ней, стал большим начальником. Антон выписал что надо, она с этими бумажками в тюрьму. А Иван Иваныч уже худой-прехудой, вынесла его на руках, в сани положила, в тулуп завернула, покатила. Зашла по пути к тем: "Так и не дадите свиданки?" — ещё и посмеялась над ними.

А как умер? Пошли на охоту. Провалился с другом под лёд. Лёд застыл да тоненький, они провалились да вот так, по самое горло. Друг побежал в деревню, а он как же? бросит охоту? Вот там постукают без него…Охота очень хорошая, выжал и всё на себя одел. До свету охотничал и пожалуйста, простыл, воспаление лёгких и дальше…рак… Брат хоронил. Везут гроб, а птицы ходу не дают, летают, кружат, стволынят над гробом, садятся на гроб, на лошадь, Ивана Иваныча выпрашивают. Ох, как они курнявкали! Сестра, красавица, муж в опере пел. Сестра говорит: "Открывай гроб". Открыли, они кружат-кружат, выше-выше и улетели. Дак он же их лупил, такой охотник был, а они вот как провожали.

Умирал, сказал Антонине Павловне: к Лане сходите. Они с дочкой и явились…

БУНИНЫ И РАКОВЫ

Ликвидировали район. Варгаши. А Иван Иваныч раз такой, он и уехал подальше, в Митино. У одних снимал стол и больницу. У Раковых. Антонина Павловна рассказывала: "Раковых дочка и Буниных паренёк. Полюбили друг друга". Те двоеданы, а эти мИрские. Как же они отдадут за мИрских. На два общества жили, расейцы и сибиряки, домов двести в одной России. И никто не закрывался. Это сейчас, с ведра несёшь, замыкай квартиру, домой пришёл, закрывайся на замок. А тогда зачем было закрываться, у всех всего полно было.

Вот Раковы дочку не отпускали вечером гулять. Верёвок много лежит, крепкие. Зинку на верёвке спустим со второго этажа. Полотенцем привяжем, опускаем, они сидят коло дому с этим пареньком. Парень богатый, уже комсомолец стал. А комсомольцев ещё обегАли. Так и сидят. Налюбуются, опять заволокём на верёвке.

Уехали родители в гости на престольный праздник. Этот паренёк и забрал её. И приданое прихватил; за ящики схватились, они на винтах к полу прикручены, — открыли, выгрузили приданое, я помогаю, завязываю узлы.

Вот было слёз у отца с матерью. А братья как схватят себя за головы. Два парня взрослых. Вернулись поздно. А нам смешно с Иван Иванычем, Зинушки-то нету.

Надо говорить. Говорим: "Увёз Бунин".

Запрягли повозку, схватили ружья, парни сели навершни. К Буниным…

Её позвали: "Выходи. Добром не разойдёмся"

Паренёк: "У нас любовь до гроба, никому я Зину не отдам".

Отобрали всё-таки.