Ибо в день, когда ни о чем не подозревавшие отец и братья Гарета сообща решили, что пикап с трейлером, в котором они перевозили нового коня, только что приобретенного в знаменитой конюшне в Кентукки, поведет Гарет, они и представить не могли, что причиной их гибели станет тот "образ жизни" (именно такое выражение употреблялось в суде), который избрал Гарет - неведомый им в той же мере, как и для брата Сиднея был покрыт тайной его роман с Браеном МакФи. Как сказал точильщик ножниц, Рой Стертевант, Браен всего лишь предоставил Гарету возможность самому выяснить о его склонностях, и так или иначе, единственное, что тот по-настоящему любил, это чтобы Браен ночь напролет лежал на нем сверху обнаженным, а еще больше обожал дымить травку, по шесть, а если удавалось и по восемь косяков в день.
В тот вечер Гарет, несомненно, видел скорый поезд, что приближался наперерез, однако он не был для него реальным - то были лишь звуки и огни, красные и желтые, не представлявшие никакой опасности в густом мраке надвигавшейся ночи. А потом, на коне появился Браен! Или только причудился! "Помчали на перегонки, Гарет... Два к одному, что я обскачу тебя до переезда!"
- Ради бога, Гарет, тормози или быстрей жми вперед! - заорал отец, протягивая руки к рулю с заднего сидения, и тут произошел удар, такой силы, словно это небо и земля сшиблись друг с другом, вздымая пламя, и отовсюду, обжигая глаза и губы, хлынули потоки горячей крови.
А чуть менее, чем через неделю, в таверне Извитый Кряж, Браен МакФи, который первым начал палить в Сиднея, когда они были в лесу неподалеку, бросил на пол свой пистолет и встал, даже не думая защищаться, прямо под дуло, которое в свою очередь наставил на него Сидней.
-
И именно потому, что слова эти поразили его до такой глубины, пистолет дважды выстрелил в его трясущихся руках - так объяснил это Сидней адвокату.
- Даже если я постараюсь в это поверить, Сидней, думаешь, кто-то еще это купит?
- Но я вам рассказываю все, как было, сэр.
- А это анонимное письмо, Сид, которое ты, по твоим словам, получил как раз перед стрельбой в таверне. - Адвокат сверился с записями. - В нем было сказано, "Завтра Браен МакФи собирается тебя убить!" Правильно? Ведь так было в письме? - Защитник еще раз посмотрел в бумаги. - И более того, ты говоришь, что это самое письмо ты сжег?
Но Сидней лишь глядел на адвоката в упор. На губах у него образовалось несколько пузырьков слюны.
- Когда Браен сказал мне "не стреляй, Сидней, я люблю тебя", понимаете, я ему поверил... Я знал, что он это от сердца... В тот момент я ни в коем случае не хотел в него выстрелить, хоть он и выпустил в меня несколько пуль в лесу - я ведь знал, почему он в меня стрелял. Это всё потому что он любил меня, поймите.
Адвокат сложил все свои бумаги и убрал их в портфель.
- Самое время тебе как следует выспаться, Сидней, - посоветовал он, вставая и пожимая клиенту руку. - Держи в секрете все то, о чем ты сейчас упомянул, будем считать, что этого никогда не было, понятно? Насколько ты и я знаем, он никогда не говорил тебе ничего подобного...
Оставшиеся у Сиднея на губе капли слюны соскользнули на подбородок, оттуда на его вязаный жилет и затем на пол. Он услышал, как надсмотрщик выпустил адвоката из камеры и запер стальную дверь.
Выполнив свою миссию, или, правильнее сказать, хлопотливое дело в особняке миссис Уэйзи, Рой вернулся домой в полной уверенности, что "проситель" его там дожидается, однако "убийцы", как Рой иногда называл его про себя, уже простыл и след. Он улизнул через заднее окно.
Впрочем, Рой догадывался, где он сможет его найти.
Вернувшись из заключения, Сидней несколько раз в одиночку украдкой приходил к дому Браена, и сидел на ступеньках его крыльца. Там, в сырой болотистой округе и в кущах диких вишен, что росли позади старого, заброшенного дома, не смолкал гомон краснокрылых черных дроздов.
Сидней всегда поражался, и как только Браен, еще совсем юный, и во многих отношениях такой ребячливый, мог после смерти дедушки жить подобным образом - когда вокруг никого, кроме черных дроздов, и когда ты все делаешь один - но как-то раз, почти в самом конце своей недолгой жизни Браен сказал ему: "все эти годы, Сидней, я ждал только одного - когда появишься ты".
Чем больше Сидней размышлял теперь о своей жизни, тем больше утверждался в мысли, что он убийца: в тюрьме он ощущал себя невиновным, и был даже в этом убежден, но стоило ему вернуться в родной "горный штат", как чувство вины овладело им безгранично. Ведь Браен, так или иначе, погиб от его руки. И потом, в глубине души Сидней знал, что пусть, к его ужасу, Браен и был любовником Роя, а значит безнадежно замарал себя в его глазах, пускай так, но несмотря на это, в один прекрасный день, он все равно попросил бы Браена вернуться. На самом деле, где-то за день до того, как он получил анонимное предупреждение, он уже собирался попросить его об этом.