test

Зато у Мэла появился шанс отползти от приятеля и получить обратно свое кровоточащее запястье. Он и сам помнил тот день до сих пор, как будто тот был вырезан на холсте его памяти кривым ножом. Адама Бёрнли и арестовали той же ночью, по показаниям его жены – заплаканной миссис Рейчел Баррингтон. Прибывшим полицейским молодой человек сам признался в содеянном, однако же, от своих показаний по поводу связи со священнослужителем отказывался, в бессмысленных попытках исправить фатальную ошибку. Он постепенно понимал, что наделал, подставив своим признанием их обоих. Поначалу Данте пребывал в отчаянии. Он готов был лично свернуть фарфоровую шею Адама, пока в агонии метался по комнате до самого прибытия служителей закона. Они оказались в ловушке. У них даже не было времени собраться и сбежать из города и оставалось только одно – ждать, когда их схватят и растерзают за блуд и страшное преступление против веры и закона. Потом на смену отчаянию пришло дикое сожаление, раскаяние и горечь, почему-то не осталось сомнений в том, что наказание за становление на путь греха не заставит себя долго ждать. Всевышний не мог долго терпеть подобное богохульство, и расплата за содеянное несомненно настигла бы тех, кто посмеялся над законами мироздания. Так оно и вышло. Несмотря на все уверения, мольбы, слезы и просьбы ополоумевшего Бёрнли, обоих мужчин конвоировали в городское отделение тюрьмы и заперли в камерах до наступления рассвета. Это была непростая ночь, в ходе которой никто из них так и не смог сомкнуть глаз. Марлоу быстро разузнал, что случилось. Как только смог, он поспешно отправился на работу, чтобы повидаться с преподобным.

— Быстро же вы сменили взгляды на личную жизнь, святой отец, — заметил он, ехидно складывая руки на груди.

— Вы были правы, Марлоу, — Дантаниэл в отчаянии ходил по камере. — Я гомосексуалист, так же, как и Бёрнли. Но это ни в коем случае не должно было вскрыться!

— Я знал это, думаете, я случайно затеял этот разговор? Но я не хотел увидеть вас тут, Данте. Тем, что выдал ваш секрет, этот юноша подставил под удар не только своё будущее.

— Я знаю. Знаю! Но он не выдержал, такая жизнь и для него и для меня была слишком сложной! Вы себе не представляете, что это такое – прятать свою истинную суть! – в отчаянии шептал черноволосый священник.

У него было достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах и проанализировать поступок Адама. Наверное, он никогда не смог бы простить его до конца, но понимание того, что они виноваты в равной степени, пришло к нему чуть позже, когда удалось немного остыть.

— Ну отчего же. Я представляю, каково это – быть не таким, — зрачки темноволосого тюремщика сверкнули зеленой вспышкой, Данте даже показалось, немного ярче, чем обычные глаза.

— Я не должен был позволять ему соблазнять себя. Это все началось пару лет назад, когда мы только познакомились. Он сразу положил на меня глаз – его прикосновения, взгляды, все это шло к одному. И я дурак, не понимаю, какой демон овладел моим телом и душой! — еще одна длинная серия шагов из одного угла камеры в другой.

— Успокойтесь, преподобный. Вы служитель Бога: не думаю, что у властей хватит духу поднимать руку на священника.

— Нет! — Данте гневно обернулся. – Я отвечу по всей строгости, если потребуется. Мой грех не смоет даже смерть! Я очень далеко зашел!

— Даже смерть… — тихо и задумчиво пробормотал Мэл, потирая подбородок. — Вы боитесь ее, преподобный?

Данте медлил с секунду, прежде, чем ответить.

— Я боюсь. Но то, что мы натворили – еще страшнее!