test

— Я люблю тебя, Адам… — простонал он, крепко и до судорог сжимая его плечи.

Молодой человек отрешенно хлопал ресницами, приходя в себя. Данте понял, что хватил через край, не сдержав в себе этот порыв. Он прикусил язык от страха. Возможно, этого не следовало говорить, не следовало падать с головой в то, что никогда не стало бы чем-то большим, чем тайной связью.

— Правда? — Адам привстал на локте и внимательно вгляделся в красивые черты лица в темноте.

Данте облизал сухие губы и прикрыл веки. Затем судорожно кивнул.

— Данни, — Адам расплылся в нежной улыбке и провел пальцем по его скуле. – Если бы ты знал, как много это значит для меня. Как бы я хотел принадлежать одному тебе.

Он крепко обнял молодого человека, целуя его влажную шею и грудь. Данте показалось, что именно в тот момент мир обрушился на него и не было уже ничего, что могло бы их сломить. Адам тоже любил его, он слышал это в биении его сумасшедшего сердца. Это стало единственной причиной для того, чтобы хотеть шагнуть в новый день. Им было хорошо друг с другом, а Дантаниэл слишком быстро увяз в своем неправильном счастье. И все могло бы быть замечательно, насколько это было возможно в их ситуации, если бы не случилось одно жуткое событие, разом поставившее точку в этой запретной истории любви.

Как— то раз, примерно полгода спустя, преподобный брел по весенней улице в компании своего приятеля – Мэла Марлоу. Они были знакомы уже лет десять или около того. Этот необычный высокий и широкоплечий мужчина однажды пришел в церковь, чтобы исповедаться и замолить свои грехи. Данте выслушал его, дав ему добрый духовный совет, как всегда и делал для всех нуждавшихся. Марлоу поблагодарил его. Затем пришел через неделю, а затем еще, и еще… И вот уже много лет его визиты носили постоянный характер: Данте даже удивлялся, если случалось так, что Мэл не заглядывал в их скромную обитель.

Так бывает иногда, что те, кому доступны многие людские тайны, получают доверие и вне церкви. Это произошло и с Данте. Поначалу Мэл казался ему отстраненным и чужим, немного грубым человеком, который любил в одиночестве коротать свои часы, но затем они подружились, поняв, что у них есть нечто общее, и потому довольно часто проделывали вместе путь домой.

Мэл жил в одном из высоких, тесно лепящихся зданий в центре города, в соседнем квартале, и работал надсмотрщиком в городской тюрьме. Данте было не удивительно, что этому мужчине так часто хотелось излить кому-нибудь душу. Семьи и детей у Марлоу не было, возраста он был среднего, профессия его оставляла желать лучшего – никому не приходилось сладко в казенных домах, находись эти люди с той стороны решетки или с этой. Вот и Марлоу был угрюм и мрачен. Дантаниэл и сам не понимал, чем обязывался такому вниманию. У него иногда возникали подозрения, что Мэл в чем-то похож на него по части любовных пристрастий, но смелости спросить у этого сурового мужчины прямо он не находил, пока однажды Марлоу сам не завел эту тему.

— Забавная штука жизнь, — заметил он, когда повернул на нужную улицу перед высоким кирпичным домом. – Мы сегодня повесили одного парня. Никогда не догадаетесь за что, отец Баррингтон.

— И за что же? – Данте мечтательно проводил взглядом белое облачко, которое плыло в небе. Цвет небосвода напомнил о голубых глазах Адама, блестящих и таких лучистых. Он знал, что сегодня ночью снова увидит этого безумного мальчишку и жил лишь этой мыслью весь день.

— За мужеложство. Просто потому, что он предпочитал не женщин.

С высоты, на которой парил, священник очень резко снизился на грешную землю. Его зрачки слегка расширились, выдавая волнение.

— Э… Надо же. Но ведь это… Закон. Так? *

С XIII века законы против гомосексуализма существовали и в Англии и во Фландрии, где содомия считалась «преступлением против божественного величия» и наказывалась смертью. С 1317 по 1789 г. прошло 73 процесса. В 1533 году в Англии был принят Buggery Act, предусматривающий наказание в виде смертной казни за содомию, включая однополые сексуальные контакты, анальный секс и зоофилию. Виновные в преступлении подвергались казни через повешение. В случае доказанной попытки совершения указанных деяний обвиняемые наказывались тюремным заключением.

— Так. А вы не считаете, что это неправильно: таким образом наказывать тех, кто делает свой выбор иначе, чем другие, преподобный?

Данте потерялся. Он не знал, что можно ответить на такую провокацию. Иногда рядом с Мэлом Марлоу он чувствовал себя лишенным одежды и всех покровов, как будто этот проницательный человек видел его насквозь. Такой момент наступил и сейчас.

— Все мы равны перед лицом Всевышнего. За свои грехи отвечают все, поздно или рано, не так ли, Марлоу? Значит, не имеет значения, когда. Это просто… происходит. С каждым из нас, — Дантаниэл слегка расслабил начавший вдруг давить воротничок.

— Так. Но я не спрашивал про Всевышнего, преподобный. Я спрашивал ваше мнение.

Данте нервно огляделся. Знакомая чесотка начала одолевать его. А Марлоу, казалось бы, наслаждался подобной реакцией.