Тестостерон: гормон, который разделяет и властвует

Это не должно вызывать удивления. Мы уже видели, что с эволюционной точки зрения мужчины и женщины должны по-разному реагировать на связанные с соперничеством угрозы. Физическая агрессия чаще оправданна у мужчин, а женщины, ввязываясь в жесткую конкурентную борьбу, меньше выигрывают и больше теряют в репродуктивном плане. Они должны быть менее заинтересованы в физических столкновениях и при обострении напряжения в первую очередь должны стремиться избегать агрессивных взаимодействий. Учитывая адаптивные и физиологические различия между полами, было бы очень странно, если бы в ситуации соперничества синтез тестостерона у мужчин и женщин регулировался бы одинаково{327}.

Это отнюдь не означает, что женщин не волнует победа: порой они стремятся к ней столь же страстно, как мужчины. Есть множество примеров того, как женщины активно конкурируют в бизнесе, спорте или учебе. В биологии соперничества задействованы и другие гормоны, такие как кортизол (которому сейчас наконец уделяется достойное внимание), а у женщин посредническую роль в этих процессах, вполне возможно, играют эстроген и прогестерон{328}. Давайте не будем зацикливаться на идее, что для того, чтобы принять стереотипно мужское поведение у женщин, нам нужно продемонстрировать, что T работает одинаково у представителей обоих полов. Надеюсь, в будущем появится больше исследований гормональных аспектов женской конкуренции.

Окружающая среда имеет значение

Тот факт, что Дэймон Фэрлесс и его подвыпивший противник жили в обществе с особым набором норм поведения и социальных стандартов, несомненно, повлиял на то, как разворачивались события в вагоне торонтского метро в канун Нового года. Вряд ли стоит удивляться, что удар Деймона не вызвал неодобрения ни у пассажиров, ни даже у полиции. «Полицейские одобрили мои действия, расценив их как самозащиту, хотя и указали на их очевидный риск… Все прекрасно понимали: я пошел на этот риск, чтобы защитить жену»{329}.

Во многих обществах подобные действия расцениваются положительно: для защиты своей семьи и репутации мужчина должен использовать физическую агрессию. Такая «культура чести» встречается на юге США, где уровень насильственных преступлений исторически выше, чем на севере. Историк Дэвид Фишер описал, каким образом это влияло на воспитание мальчиков:

С ранних лет мальчиков учили помнить о своей чести и активно защищать ее. Понятие чести в этом обществе означало, что мужчина должен гордиться своей храбростью, мужественностью, физической силой и воинской доблестью. Детей мужского пола учили отстаивать свою честь без малейшего колебания, с дикой яростью бросаясь на соперников{330}.

Если бы Дэймон и его пьяный противник ехали на поезде, скажем, в Сингапуре, то, готова поспорить на что угодно, никакая перебранка между ними не закончилась бы рукоприкладством. (И вообще, молодежь в Сингапуре не имеет обыкновения напиваться, по крайней мере на людях. Пьянство в общественных местах там серьезное правонарушение, и многие приезжие на собственном опыте узнали, как недешево это обходится.) Уровень насильственных преступлений в Сингапуре ничтожен по сравнению с Ямайкой, США или даже относительно мирной Канадой, где частота нападений тем не менее примерно в 50 раз выше, чем в Сингапуре. Сингапур, наряду с Японией, может похвастаться самым низким уровнем убийств в мире.

Почему ситуация в Сингапуре настолько отличается от того, что происходит, например, в США? Правительство там не добавляет в систему водоснабжения успокаивающие препараты. Объяснение, по-видимому, кроется в сингапурской культуре, для которой характерны законопослушность, строгая дисциплина в семье и отсутствие бедности, а также среди прочего – в суровых уголовных наказаниях.

Уровень насильственных преступлений неодинаков не только в разных странах, но и в разные исторические эпохи. Согласно данным, которые приводит Стивен Пинкер в своей книге «Лучшее в нас» (The Better Angels of Our Nature)[9], уровень убийств в Европе поразительно резко падал с XIII в.: от 100 на 100 000 человек в год до примерно 1 на 100 000 человек в наши дни{331}. Снижение уровня насилия объясняется не изменениями в наших генах, но столетиями значительных культурных и социальных сдвигов, включая монополизацию насилия государством.