Тэтчер. Великие личности в истории

Речь завершилась пламенным призывом к европейскому единству, но единству именно народов и государств, а не к созданию надгосударственной машины: «Конечно, мы хотим видеть Европу более единой, и с бóльшим чувством общей цели, но это должно быть при условии сохранения различных традиций, власти парламентов, чувства национальной гордости за свою страну, ибо именно это было источником живой силы Европы на протяжении столетий. Пусть Европа будет семьей народов, лучше понимающих друг друга, больше ценящих друг друга, больше участвующих в общих делах, но хранящих национальную идентичность не менее, чем наши европейские порывы. Пусть у нас будет Европа, играющая в полную силу в широком мире, смотрящая вовне, а не вовнутрь, и хранящая Атлантическую общность, эту Европу по обе стороны Атлантики, наше благороднейшее наследие и величайшую силу».

В этом финале можно увидеть как отголоски деголлевской «Европы народов», так и черчиллианского стремления к союзу с Америкой. Последнее как раз было не по-деголлевски, и тем более шло вразрез с продвигавшимся как раз в то же время горбачевским тезисом «Европы от Лиссабона до Владивостока», то есть союза с СССР и отделения от Америки.

Но на следующий день газеты вышли с заголовками, подчеркивающими именно враждебность Тэтчер к европейскому центральному аппарату. The Daily Telegraph писала: «Премьер-министр прошлой ночью выпустила до сих пор наиболее бескомпромиссную декларацию своих намерений защитить британский парламентский суверенитет от бюрократии ЕЭС. В процессе этого она еще более раздула пламя своего спора с другими европейскими лидерами о природе британского участия в ЕЭС».

Эта речь также подорвала позиции Маргарет Тэтчер внутри кабинета, так как привела к расколу с ее министром иностранных дел Джеффри Хау. В мемуарах он позже писал, что когда он слушал речь Тэтчер, у него было ощущение, подобное тому, как «если бы кто-то был замужем за священником, который внезапно объявил бы о том, что не верит в Бога. …Сейчас я вижу, что это, наверное, был тот момент, когда начал кристаллизоваться конфликт лояльностей, с которым я, пожалуй, боролся слишком долгое время». Том его мемуаров заканчивается фразой: «Я стремился изменить политический курс, а не лидера, но если это означало, что лидер должен уйти, значит, так тому было и быть».

Часть III. Сумерки

12. Подушная подать

3 мая 1989 года Тэтчер отметила десятилетие премьерства. Таким образом она стала политиком, занимавшим этот пост наиболее длительное время в XX веке. Дольше, чем Асквит в начале века, продержавшийся с 1908 по 1915 год, дольше, чем Черчилль, выдержавший два срока в середине века. В десятилетнюю годовщину пребывания своей супруги на посту премьер-министра Денис предпринял самую значительную попытку повлиять на ее карьеру. Он призвал ее покинуть пост на этой высокой ноте, абсолютно точно посчитав, что в противном случае ей придется уйти не по своей воле.

На следующий день на пресс-конференции Маргарет Тэтчер заявила: «Мы чувствуем, что добились значительных успехов, завершив эти десять лет… За это время Британия преобразилась». Пресса не преминула отметить, что Тэтчер употребила «королевское “мы”». Появились комментарии, мол, власть вскружила ей голову и она ощущает себя чуть ли не второй королевой. (В тот же год, рассказывая о рождении внука, она снова обронила: «Мы стали бабушкой». Но любой родитель знает, это местоимение срывается с языка у каждого, кто говорит о своих маленьких детях или внуках, и претензии на королевский титул здесь ни при чем.)

С королевой Елизаветой Маргарет Тэтчер по должности приходилось общаться лично как минимум на еженедельных аудиенциях. Естественно, что происходит во время монарших встреч с министрами, остается за закрытыми дверями. Для британской конституционной монархии чрезвычайно важно, что политические взгляды суверена неизвестны широкой публике, в противном случае, если бы о них стало известно, то было бы ясно, одобряет ли монарх действия своего правительства, а это отразилось бы на монаршей позиции бесстрастного и надпартийного главы государства. Эдуард Хит как-то сказал, что королева (повидавшая на своем веку уже пятнадцать премьер-министров — Маргарет Тэтчер была восьмой в этом списке) никогда не говорила, что не согласна с каким бы то ни было элементом правительственной политики. Однако она всегда очень дотошно расспрашивала премьер-министра о курсе правительства, о его преимуществах, собственных взглядов при этом не раскрывая.