– Их очень трудно отличить друг от друга. Говорят, у них недостаточно индивидуальных черт. Прямо как у тебя.
– Я один раз ел кенгуру. Блюдо называется джамп-стейк. По вкусу – как куриные бедрышки. Просто это мясо непривычное… Значит, у меня тоже не хватает индивидуальности, как у кенгуру?
– Откуда я знаю?
Студент неожиданно дал петуха:
– Но я больше не обычный человек! Потому что я убийца!
– Забудь. Это было общее решение. Не у одного тебя появилось намерение отправить его на тот свет.
– А для чего вообще люди живут?
– Мы живем, потому что живем. Без определенной цели.
– Этого быть не может. Должен быть какой-то смысл.
– Даже если никакого смысла нет, это не мешает людям усердно страховать свою жизнь. Мы живем, потому что не хотим умирать. Только и всего.
– Это ужасно – так думать… – У Студента перехватило дыхание, он громко шмыгнул носом. – Если человек умер один раз, второго раза не будет.
– Само собой. Раз смог покончить с собой в аду, ад тебе больше не светит.
– Как вы можете так шутить?!
– Кончай ты ныть!
– Я же убийца!
– Старик умер еще до тебя. Он уже давно был в аду, когда ты положил ему на лицо мокрое полотенце.
– Какой вы бесчувственный, жестокий!
– У меня такое ощущение, что я уже долго живу в аду, хотя еще не умер. А недавно чуть не подрался со своей покойной мамашей…
Здание больницы, вдоль которого мы шли, наконец кончилось. Студент бессильно привалился к стене и присел на корточки. Опустил лицо в ладони и заплакал. Он не всхлипывал, а по-настоящему плакал, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Рядом скрипнула на ветру дверная петля. Хорошо, что я прихватил фонарь. Без него в темноте мы бы вряд ли отыскали выход в заборе из колючей проволоки, натянутой на металлический каркас.
– Не бросайте меня!
Студент вскочил на ноги.
– Можешь плакать сколько угодно. Пока не успокоишься. Все равно нам в разные стороны.
– Хотя бы до парковки…
Мы прошли по мостику, перекинутому через узкий ирригационный канал, и оказались на двухполосной мощеной дороге. Единственными источниками света в окружавшем мраке были окна больницы у нас за спиной и кучка низких строений вдалеке слева. Прямо через дорогу торчали два металлических столбика, между которыми была натянута цепочка. Справа стояла грубо выкрашенная голубой краской сараюшка, которой строители придали форму телефонной будки непомерных размеров. Такие можно увидеть в парках развлечений. Это и есть та самая парковка выполнения обета?
Света в сараюшке не было, людей, естественно, тоже.
– Интересно, прием пожертвований преподобному бодхисаттве Ханакумбе Дзидзо тоже закрыли?
Я не ожидал ответа от Студента, но все-таки обернулся и посмотрел на него.
– Это же запись. Ее автоматически повторяют каждый час.
– Может, это хор клуба «Помоги!»?
– Понятия не имею… Пойдем посмотрим? Большинство тачек брошенные. Их хозяева – пациенты, которых госпитализировали. К больным почти никто не ходит, и если кто умер, тачила так здесь и стоит. Вон там, ближе к въезду, должны быть посвежее, которые еще ездят… Давай поищем?
– Угнать собираешься?
– Они же никому не нужны, их даже на металлолом не берут. За такой угон еще спасибо должны сказать.
Вдруг из-за брошенных машин неуклюже выползла металлическая конструкция, которой на автостоянке явно было не место. Сомнений быть не могло – это моя кровать. Студент, похоже, ее еще не заметил. На таком ветру издаваемый ею скрип можно было услышать, только если специально прислушиваться. Стараясь, чтобы кровать не попала в круг, который вырывал из темноты луч фонаря, я решил подзадорить Студента:
– Когда человека что-то мучит, лучший способ развеяться – погонять ночью на машине. И потом, угон автомобиля по сравнению с убийством – среди незначительных проступков самый незначительный. Как тебе вон та «тойота»? Даже протектор на шинах нормальный.
– Не люблю голубой цвет. Хотя если ключ торчит в зажигании… Тут уж не до жиру.
Я дал ему фонарь, помог снять цепочку на въезде, чтобы отвлечь внимание.
– Как я слышал, если ехать по этой дороге на север, там будет сосновая роща, а дальше – море.
– Говорят, когда-то там был пляж, люди приезжали купаться, поезд по одноколейке ходил туда-сюда три раза в день.
– Может, ветер носит теперь звуки прошлого?…
– Уж если оттягиваться ночью, то в городе. Туда надо ехать.
Как только Студент забрался в голубой универсал, на дорогу выползла моя кровать. Я залез на нее и лег на живот. Сунул голову в подушку, вдохнул собственный запах. Но не заплакал, а чихнул.
Студент, видимо, решил отвязаться от меня. Больше я о нем не слышал.
Кровать покатилась против ветра, за спиной я слышал жужжание набирающего обороты моторчика. Казалось, кровать пытается использовать подъемную силу ветра, чтобы облегчить свой вес.
Ветер вздымался, извивался, накатывал волнами. Пришлось накрыться одеялом с головой, иначе невозможно было дышать. Но несмотря на это, я чувствовал, что приближаюсь к месту назначения.