Тетрадь в косую линейку

Он сначала молча включил неяркую подсветку по периметру, потом опустил плотные жалюзи и задернул шторы, после чего усадил в кресло у столика, сам сел рядом.

Я долго молчала, заламывая пальцы рук. Он не выдержал, встал, подошёл ко мне, присел рядом со мной на корточки, плотно обхватил кисти моих рук своими ладонями и сжал, негромко проговорив при этом:

– Всё хорошо, я рядом и поддержу. Не бойся.

– Ладно, если коротко, я всю свою жизнь презирала смертных. Всех. Мой наставник, учитель или даже хозяин, назвать как угодно можно, всё правильным будет, это поощрял. Себя при этом я считала идеалом и поступала соответственно. И он это поощрял тоже и при этом позволял мне всё. Я была его любимой игрушкой, которую он баловал несказанно. А потом я нашла… нашла свидетельства… о том, кто я… выяснила, что моя мать была обычной смертной, которая обманула его, чтобы родить меня… она знала, что за этим последует, знала что безвозвратно погибнет, и всё равно пошла на это, отдав мне всё… Я не знаю, зачем она это сделала… хотя вру, догадываюсь, но углубляться не хочу, и так плохо. А вот почему он не убил меня тогда, когда она отказала ему в требовании избавиться от меня, чтобы выжить, и умерла, меня рожая, даже догадок нет, потому что в гневе он страшен… но не убил. Хотя, возможно, в этом заключалась его дополнительная месть, воспитать меня так, чтобы я всей душой презирала свою мать, о которой не осталось даже воспоминаний. Короче, когда я всё это нашла, я пришла к нему, сказала, что всё знаю, и что оставаться при нём больше не могу, поскольку недостойна. Ему надо иметь мужество быть последовательным в своих оценках и помочь мне последовать за своей недостойной матерью. Он отказал. Тогда я постаралась сделать это сама. И как результат, меня отправили сюда в надежде, что я примирюсь со своим происхождением и захочу к нему вернуться. Всё. Сказала, – в конце нервно выдохнула я и, нервно закусив губы, запрокинула голову, чтобы удержать слёзы, наполнившие глаза.

В этот самый момент я почувствовала, как Золотце, обернулся воротником на моей шее и плотно прижался, даруя возможность чуточку сбросить напряжение.

– И за всё это время здесь, ты так и не захотела вернуться? – поинтересовался Иварс, продолжающий сжимать мои руки меж своих ладоней.

Я молча помотала головой.

– Если честно, то я вообще ничего ужасного в твоём рассказе не вижу, кроме того, что ты жутко упрямая избалованная любимица, которую больше жизни любила мать и обожает воспитатель, похоже являющийся твоим отцом. Так? Он отец тебе?

– У меня нет таких сведений, – глухо выдохнула я. – Я знаю лишь то, что моя мать долгое время была его игрушкой, вроде меня, а потом нарушила его запрет и забеременела. От кого не известно. Поскольку детей у него вообще нет, более вероятно, что это был кто-то другой. И держал он меня при себе одновременно и в память о ней, и моим воспитанием пытаясь эту память уничтожить.

– У тебя были там любовники?

– Зачем тебе это знать?

– Для полноты картины.

– Любовников как таковых я не имела, но развлечься могла по любому. Никто меня не ограничивал и не контролировал. Говорю же, мне было позволено всё.

– Твоей матерью была та колдунья, о которой рассказать мне пыталась?

– Догадливый ты, – нервно хмыкнула я. – Да. Я пыталась осмыслить её образ, хотя бы в качестве сказки подобраться к нему. Я одновременно безумно её жалею и ненавижу. Ненавижу за её дар мне. Мне хочется от него отказаться, убить себя самой. Мне хочется заорать ей: я не просила тебя меня рожать! Мне было это не надо! Зачем?! Зачем ты это сделала?! Ты причинила боль ему, жуткую боль, ты погибла сама. Для чего ты сделала это?! Ведь можно было всё исправить, он предлагал ей, надо было только отказаться от меня, и всё. Но она выбрала мою жизнь вместо своей. И это, именно это, сводит меня с ума. Я не могу принять её дар, оплаченный такой ценой. Понимаешь?!

– Он уже есть. И он оплачен. Выкидывать его на редкость глупо. Прими и попытайся доказать своей жизнью, что хоть что-то позитивное в нём было.

– Не хочу! Не нужен он мне! Не нужен!

– Глупейшая ситуация. Вот глупейшая, на мой взгляд. Я понимаю, когда отказываются брать дар, чтобы не стать обязанным дарителю. Тут дарителя уже нет, вообще ни в каком виде нет. А ты есть. И тебя все вокруг, включая Вселенную уговаривают начать этим даром пользоваться, а ты непонятно из-за чего упёрлась и не хочешь. Я сочувствую, вот очень сочувствую этому твоему хозяину или кто он там тебе. Одна, по твоим словам, жуткую боль причинила, при этом он выполнил её последнюю волю и не убил её дитя. Напротив, воспитал в достатке, холя и лелея. И вот это дитя вместо благодарности за спасённую жизнь и проявленную заботу без всяких на то оснований решило причинить ему примерно такую же боль, делая очень плохо себе. Тебе не стыдно?

– Стыдно, я ужасна, и очень наказать себя хочу, сдохнуть мечтаю, но вот не дают же.

– А попытаться не наказывать себя, а благодарность демонстрировать, можешь?