Тевтонский крест

– Синьора, которую Бенедикт пленил первой? Синьора Агделайда, да?

– Ты поразительно догадлив, Джеймс. Эта синьора, между прочим, моя жена.

– А знаешь, я ведь мог бы быть тебе полезен, Василий.

– Что ты имеешь в виду?

– Сделку. Я помогаю тебе, если сначала ты...

– Сначала мне нужно в Палестину, Джеймс.

– Ну, положим, сначала тебе нужно отсюда, – усмехнулся киллер. – Всем нам надо убираться и поскорее. Мы слишком много времени тратим на разговоры. А новый отряд гвардейцев синьора Типоло может появиться в любую минуту. Ты подумай пока, а договорим как-нибудь позже.

Что ж, в этом он, пожалуй, был прав. Первым делом нужно уносить ноги, а уж потом... Мысли переключались на решение более насущных проблем.

– Что ты предлагаешь, брави? Пробираться к твоей кладбищенской засаде? – Бурцев окинул собеседника испытующим взглядом.

– Нет. Как раз сейчас к Греховному кладбищу соваться не стоит. Это будет первое место, где нас станут искать немцы и гвардейцы дожа.

– Тогда куда?

– В портовом районе есть таверна «Золотой лев» с постоялым двором. Излюбленное место венецианских моряков и тайный притон контрабандистов. Там можно укрыться на время. И там же можно узнать о судах, отправляющихся в Святые Земли.

Бурцев усмехнулся:

– Посланник папы знает притоны контрабандистов?

– Просто это самое надежное место. И проверенное. Мною проверенное. Там мы будем в безопасности.

– Ага, как же, – буркнул Бурцев, – будешь с тобой в безопасности. С этакой-то отметиной на лице.

Он поднес ладонь к правому глазу.

– Каволата! – пренебрежительно отозвался Джеймс.

– Что?

– Ерунда, говорю[136].

– А вот я так не думаю. Скоро в городе начнут отлавливать всех одноглазых. А ты... Извини, но уж очень броская у тебя примета. Немцы, шпионы или гвардейцы дожа выйдут сначала на тебя, потом – на нас.

– Выйдут на меня? – Джеймс широко улыбался. – Неанке кацо![137] Ни-ког-да!

Удивительнейшая самоуверенность!

– Ты говоришь так, будто за ночь добрая половина венецианцев окривела на правый глаз, – Бурцев начинал терять терпение от того, что этот хитрец не желает осознавать очевидного. – Ты слишком заметен, Джеймс!

Киллер по-прежнему демонстрировал в кривой улыбке крупные белые зубы.

– Если бы меня можно было так просто обнаружить, я не стал бы лучшим брави Италии. Поверь, о моей неуловимости здесь ходят легенды.

Бурцев молчал, скептически осматривая собеседника. Легендам он все-таки верил меньше, чем собственным глазам. Даже живым легендам. Особенно если у них есть все шансы стать мертвыми.

– Ладно уж, – хмыкнул Джеймс. – Придется открыть секрет Джезмонда Одноглазого.

Наемный убийца сдернул с лица повязку. И... и перестал быть одноглазым. Око, прятавшееся за черной полоской ткани, было зрячим и абсолютно здоровым.

– Приятно вновь взглянуть на мир двумя глазами, – проморгавшись, заявил киллер.

– Так ты... Ты не...

– Нет, конечно. Повязка всего лишь маскировка, позволяющая вводить в заблуждение тех, кто слепо верит в одноглазого убийцу.

– Что ж, убедил. Потопали к твоему «Золотому льву».

Джеймс замялся:

– Э-э-э... Видишь ли, мосты еще перекрыты. К порту сейчас лучше добираться по воде.

– Ну, так поплыли!

– Боюсь, не выйдет. На всех места в гондолах не хватит.

Глава 38

Каволата! Вот уж каволата так каволата! В самом деле, похоронная процессия уплыла давным-давно. Перевернувшиеся разбитые и изрешеченные пулями лодки потонули. На плаву оставались лишь две белые гондолы. Те, на которых приплыли венецианские гвардейцы-копейщики, Ядвига, Освальд, Бурангул, Збыслав и Дмитрий. Лодку Джеймса, Бурцева и Сыма Цзяна потопила моторка с крестом. Кондотьерская гондола, привязанная к берегу, тоже никуда не годилась: в борту и днище зияли частые пулевые отверстия. Внутри плескалась вода. Далеко на такой посудине не уплывешь. А две гондолы на десятерых – слишком мало.

– Кому-то из твоих людей придется остаться здесь, – сказал Джеймс. – Ненадолго. Мы за ним вернемся.

– Вернемся? Ты сам-то веришь в это?

Брави отвел глаза:

– Но[138]. В этом не будет нужды. Гвардейцы дожа нас опередят. Или немцы. Но кем-то нужно пожертвовать, чтобы дать возможность спастись остальным.

Бурцев хмуро глянул вокруг:

– Сколько человек должно остаться?

– Я бы оставил самых тяжелых. Двух. Еще лучше – трех.

Самыми тяжелыми были Гаврила Алексич, Дмитрий и Збыслав. Хотя нет, Збыслав ранен: литвин все еще держался за голову. А под глазами – синева. Не иначе как сотрясение мозга. Легкое – скоро пройдет, но пока Збыслав вояка плохой...

– Останутся двое, – твердо заявил Бурцев.

– Даккордо[139]. Думаю, остальные доплывут благополучно. Я сам поведу одну лодку и покажу, как управляться с веслом. Это не очень сложно...

Бурцев отошел к здоровякам-новгородцам. Шепнул негромко:

– Гаврила, Дмитрий... Мне нужен один доброволец для важного и опасного дела. Очень может быть, что дело закончится смертью.

Вперед шагнули оба. Хмурые, мрачные, решительные. Готовые на все. Вот так всегда...

Бурцев махнул рукой:

– Тяните жребий.

Оставаться выпало Алексичу.

– Только один? – Брави уже стоял рядом. Хмурился недовольно...

– Вторым буду я. У меня тоже вес немаленький.