И это, действительно, было так. Оставлять в своем доме опасных гостей – не хухры-мухры. И тут уж ничего не попишешь – приходилось пользоваться великодушием гостеприимной хозяйки, чем бы оно там ни вызвано. Сегодня добраться до «Золотого льва» им не суждено. Еще одна непредвиденная задержка на пути к Аделаиде! Плохо, очень плохо, но с другой стороны... Вряд ли сегодня немцы выпустят из Венецианского порта хотя бы один корабль. Да и завтра у местных мореходов выходной: сенсо, обряд обручения Венеции с Адриатикой. Джузеппе говорил, что в море выйдет лишь галера дожа, да, может быть, кораблики сопровождения. Захватить, блин, что ли галеру синьора Типоло? Ладно... завтра, все завтра.
– Так вы остаетесь? – тронула его за рукав Дездемона.
Кажется, она и впрямь желала этого.
– Да. Грацие, синьора.
Пышноволосая брюнетка слабенько улыбнулась в ответ:
– Только ничего не говорите Джузеппе. Тому, кто вас выдаст, обещана большая награда. Очень большая. Ради таких денег мой муж способен на все.
Еще один поклон. Еще одно «грацие»...
Глава 46
– Это были синьоры Хранители? – жировые складки на бледном лице Джузеппе тряслись. Купец заглядывал Бурцеву через плечо, ожидая появления солдат в эсэсовских мундирах. Кажется, бывший фаворит синьора Моро всерьез опасался ареста.
– Да, – бесстрастно ответил Бурцев. – Синьоры забежали на минутку. Хотели узнать, все ли в порядке у ореола святости, не обижает ли кто нашу милейшую Дездемону.
– Но вы ведь сказали, синьор Базилио? Сказали, что никто? Ни в коем случае? Ни даже в мыслях?
– Сказал-сказал, не волнуйся Джузеппе. Мы тут еще погостим до завтрашнего утра, чтобы вас не тревожили понапрасну. Не возражаешь?
– Нет, что вы! Буду рад! Почту за честь! Мой дом – ваш дом. Можете располагаться, где вам заблагорассудится, синьоры. Дездемона, покажи гостям комнаты... Или нет, – Джузеппе опасливо покосился на Бурцева, – не беспокойся, милая, я все сделаю сам.
Купец заискивающе улыбнулся:
– Ни к чему ведь утруждать ее лишний раз, верно, синьоры Хранители?
Джузеппе становился образцовым мужем. Таким образцовым, что аж тошно. Но тут уж ничего не поделаешь: ореол святости есть ореол святости. Давать обратный ход нельзя.
Бурцев милостиво кивнул:
– Все правильно. Твоей жене надлежит отдыхать и набираться сил для великих свершений.
Улыбка скользнула по губам Дездемоны.
– В самом деле, синьоры... Я устала безумно. Я ведь так и не сомкнула глаз этой ночью. Не дали сомкнуть...
Красотка брюнетка сверкнула очами на мужа. Джузеппе вжал голову в плечи.
– Бенвенутто этот...
– О, мерзавец! О, подлец! О, негодяй! – поспешно вскричал Джузеппе. – Прости, прости, милая, что меня не оказалось рядом. Хотя, конечно же, нет мне прощения... Как? Как я мог?! Но ты все равно прости... Ведь я же и понятия не имел о том, что... ты... такая... ну... ореол святости. Зато теперь я знаю. Все знаю. И теперь у нас все, все изменится. Обязательно изменится...
Купец не сводил с жены умоляющих глаз.
– Своими серенадами Бенвенутто не дал даже помолиться на ночь, – пожаловалась венецианка.
– Ну, это совсем напрасно, – хмыкнул Бурцев.
И добавил назидательно:
– Всегда, слышишь, всегда... молись... на ночь... Дездемона. Так, на всякий случай. Авось пригодится.
Она медлила, она не уходила:
– Только знаете, синьоры... Столько пережито. Мне теперь будет страшно одной.
Джузеппе с готовностью подскочил к жене. Купца, однако, даже не удостоили взглядом.
– Может быть, вы, синьор Базилио...
Карие глазки заблестели. На щеках венецианки заиграл румянец.
– Я? Что я?
– Вы такой большой, сильный, надежный. Вы сопроводите меня к спальне, синьор?
В голосе Дездемоны слышалось нежное воркование. Многообещающее воркование просыпающейся страсти. Ну вот... Все-таки оно начинается! Захотелось-таки купеческой женушке прислониться к крепкому мужскому плечу, а не к рыхлой разжиревшей «подушке» супруга-хряка. Как там говорила Дездемона, пряча их оружие под кровать? «Не так скоро, синьоры...» А «не так скоро» – это не значит «никогда».
Бурцев вздохнул. И чего средневековые дамочки к нему так липнут? Нет, Дездемона, конечно, весьма мила и к тому же вроде как спасла им с Гаврилой жизнь. Однако припомнился печальный кульмский опыт с Ядвигой. Не, ну его в баню. Не сейчас. Сейчас Аделаида в беде, а он вроде как занят ее поисками. Не самое, в общем, лучшее время для интрижек. Да и какого хрена, в конце-то концов?! Не на одном же Василии Бурцеве свет клином сошелся! Жизнь Дездемона спасала не только ему, а Алексич у нас – парень свободный. И видный к тому же. И тоже большой, сильный, надежный. Вот ему и карты в руки.
– Гаврила, будь любезен, проводи ореол святости до опочивальни, – попросил он новгородца по-русски.
И добавил на немецком:
– Синьора, прошу меня простить, но мне еще следует обсудить некоторые деловые вопросы с вашим мужем.
– Деловые? – разочарованно протянула Дездемона.
Глаза венецианки потускнели. «И ты тоже, Брут?» – говорили карие глаза.