The Anarchy: The East India Company, Corporate Violence, and the Pillage of an Empire

"Обнаружив, что дела у него идут туго, - писал Гулам Хусейн Хан, - мистер Дрейк бросил все и сбежал, не предупредив об этом своих соотечественников".

Он укрылся на борту корабля и с небольшим числом друзей и главных лиц сразу же исчез. Оставшиеся, обнаружив, что покинуты своим вождем, пришли к выводу, что их положение должно быть отчаянным, но, предпочитая смерть жизни, они боролись до тех пор, пока, наконец, порох и шар не закончились, они мужественно испили горькую чашу смерти; некоторые другие, схваченные когтями судьбы, стали пленниками.

Оставшийся гарнизон надеялся спастись на корабле "Принц Джордж", который все еще стоял на якоре немного выше по реке. Но рано утром следующего дня корабль сел на мель во время отлива, и его не удалось сдвинуть с места. Обнаружив, что все пути отступления отрезаны, оставшиеся защитники закрыли ворота, решив продать свои жизни как можно дороже, и сражались как безумцы".

Под командованием уроженца Дублина Джона Зефании Холвелла около 150 оставшихся членов гарнизона, которым не удалось бежать, продолжали сопротивление еще одно утро. Но могольские войска яростно атаковали, и, как и предсказывал капитан Грант, Мир Джафар направил своих снайперов с длинноствольными джезвами на плоский парапет церковной башни и дома, выходящие на валы, "которые, будучи выше стен и занимая все бастионы, так сильно поразили нас дробью, что никто не мог их выдержать, они убивали или ранили всех, кто появлялся в поле зрения, ранили большинство наших офицеров, несколько из которых после смерти скончались от ран". Оставшиеся в живых офицеры были вынуждены напрягаться, с пистолетами в руках, чтобы удержать солдат в их кварталах".

К середине дня многие из защитников были мертвы, а те, кто остался в живых, "лишились сил и бодрости". Когда на валах осталась всего сотня бойцов, "около 4 часов пополудни враг призвал нас не стрелять, в результате чего Холвелл поднял флаг перемирия и отдал приказ гарнизону не стрелять".

После чего враги в огромном количестве вошли под наши стены и сразу же начали поджигать окна и ворота форта, которые были заколочены тюками хлопка и ткани, и стали ломать ворота форта, взламывая наши стены со всех сторон. Это привело нас в крайнее замешательство: одни открывали задние ворота и бежали в реку, другие завладевали лодкой, которая лежала на берегу наполовину на плаву, наполовину на суше. В одно мгновение она была так переполнена, что ее невозможно было вытащить.

Внутри форта войска Сираджа приступили к грабежу: "В несколько минут фабрика была заполнена врагами, - вспоминал Джон Кук, - которые без промедления начали грабить все, что попадалось им под руку; у нас вырвали часы, пряжки, пуговицы и т. д., но больше никакого насилия к нашим лицам не применяли. Тюки сукна, сундуки с кораллами, тарелки и сокровища, лежавшие в квартирах джентльменов, проживавших на фабрике, были вскрыты, и мавры целиком занялись грабежом".

Вечером того же дня, "подметев город Калькутту метлой грабежа", Сирадж уд-Даула был доставлен в своем экипаже, чтобы осмотреть свои новые владения. Он устроил дурбар в центре форта, где объявил, что Калькутта будет переименована в Алинагар, в честь имама Али - вполне подходящее название для известного города в провинции, где правили шииты. Затем он назначил одного из своих придворных индусов, раджу Маникчанда, смотрителем форта в Алинагаре и приказал снести Дом правительства, красотой которого он восхищался, но считал его достойным "жилищем принцев, а не купцов", очевидно, приняв его за частную собственность ненавистного Дрейка. Сирадж уд-Даула, казалось, был удивлен, обнаружив столь малочисленный гарнизон, - вспоминал один из пленников, - и немедленно вызвал к себе мистера Дрейка, на которого, похоже, был очень зол. К нему привели мистера Холвелла со связанными руками, и, когда он пожаловался на такое обращение, набоб отдал приказ развязать ему руки и заверил его под честное слово солдата, что ни один волос на нашей голове не пострадает". Затем он вознес благодарственные молитвы за успех в битве, и его отнесли в палатки.

До сих пор со сдавшимся гарнизоном обращались необычайно хорошо по могольским меркам: не было ни немедленного обращения в рабство, ни казней без суда и следствия, ни импичмента, ни обезглавливания, ни пыток - все это, по могольским понятиям, было бы вполне обычным наказанием для мятежных подданных. Только после отъезда Сираджа все начало рушиться.