Гарри частенько смотрит на неё вот так: будто обдумывает план, как запереть её где-нибудь, пока этот мир не станет лучше. Иногда Гермиону это злит, но порой ей приятна такая забота. Ей приходится быть настолько сильной, что временами, в глазах Гарри или в объятиях Драко, ей хочется находить чувство защищенности. Просто знать, что её прикрывает кое-кто ещё. Правда заключается в том, что ей очень страшно. Если бы команда не проникла в тот дом, кто знает, что бы с ней стало. Точнее, что бы с ней происходило в этот самый момент. Эти мысли такие жуткие, что Гермиона не может заснуть, несмотря на усталость.
— Ещё не…
— Что за терапия? — они оба поднимают головы на звук голоса появившегося в дверях Рона. — Терапия?
— Да, — Гарри прочищает горло, выпрямляется и тянется почесать рукой висок. — Я собирался спросить тебя, не хочешь ли ты присоединиться ко мне…
— Я не собираюсь ни на какую терапию, — с холодным смешком перебивает Рон, словно Гарри сошёл с ума и сама идея вызывает у него отвращение.
— Это помощники. Они связаны магической клятвой и не могут никому рассказать о…
— Только если ты не собираешься навредить себе или ком… Или невинному человеку, конечно, — вклинивается Гермиона, пытаясь отвлечь часть внимания на себя, пусть это и была идея Гарри.
— Ты просто говоришь о том, о чём хочешь.
— Ни за что, — Рон почти что рычит, его лицо белеет, что обычно происходит, когда он злится.
Гермиона не ожидала, что он так сильно взбесится. Особенно, когда узнает, что Гарри посещает одного из этих специалистов. Во всяком случае, она думала, что Рон пожмёт плечами и попробует сходить или же скажет, что не хочет в этом участвовать. Возможно, он ещё не готов встретиться лицом к лицу с тем, что произошло. Она может это понять.
— Дружище, просто посети эту встречу со мной. Тебе даже не надо говорить. Просто посмотри, как это проходит.
— И о чём же ты там разглагольствуешь, Гарри? О чувствах?
Румянец покрывает шею и щёки Гарри, он почти пристыженно опускает глаза, а Рон застывает в ожидании ответа. Гермиона сердито смотрит на него, забыв о необходимости быть мягкой.
— У всех есть свои способы излечения, Рональд. Все что-то чувствуют по поводу того, что произошло, и с этими эмоциями надо что-то делать. Если ты…
— Мне не нужно ничего с ними делать! Мне нечего сказать! Особенно какому-то…
— Тогда не ходи! Это было всего лишь предложение, Рон. Ты знаешь, что всегда можешь поговорить с нами…
— С вами я тоже не желаю разговаривать, — рявкает Рон, перебивая её. В комнате воцаряется тишина, между ними разливается столько оправданной и не имеющей оправдания боли.
Гермиона делает глубокий вдох и задерживает дыхание, чувствуя, как между ними тремя расползаются мелкие трещинки. У неё такое ощущение, будто сражаться ей приходится постоянно. За победу, за себя, за дружбу, за небезразличных ей людей. Она многого боится, но в эту секунду больше всего опасается снова их потерять, едва только обретя. Гермиона вдруг понимает, что именно имел в виду Гарри, когда просил её отправиться с ним к специалисту. Они могли находиться все вместе в одной комнате, но война по-прежнему угрожала отобрать их друг у друга. Они всё ещё сдерживали себя, и между ними существовало столько лакун и разрушений. Гарри старался спасти себя, но он пытался спасти ещё и их.
— Ну, хорошо, — Гарри замолкает, засовывая руки в карманы и утыкаясь взглядом в окно, — если передумаешь, дай мне знать.
День: 1502; время: 3
Гермиона не знает, сколько времени проспала на диване, но просыпается она под ещё одним одеялом, когда за окном по-прежнему темно. Она поднимает голову, смотрит в кресло и едва не подпрыгивает, заметив там Драко вместо Гарри. Неудивительно, что она проснулась, — её инстинкт выживания не мог проигнорировать столь свирепый взгляд.
— Секунда, Грейнджер. Может быть, две. Ровно столько отделяло меня от того, чтобы убить тебя. Ты бы была мертва. Когда Люпин осветил тот угол, я бы нашёл твой труп. И твоим убийцей был бы я. Ты хоть представляешь, как вынесла мне мозг?
— Но я же не специально. Я была несколько занята…
— Мне плевать. Сложно было произнести своё имя? Это же здравый смысл! Мы не могли вид… — он осекается, едва Гермиона начинает плакать, прикрыв ладонью глаза, — может быть, так, не видя её, он ни о чём не догадается. Может быть, так она сможет куда-нибудь исчезнуть. Иногда ей так этого хочется. Просто раствориться в воздухе.
Сегодня её захватили в плен. Припёрли к стенке, пытали, схватили. Сначала растущие трещины в её дружбе, а теперь вот это. Гермиона не в состоянии перестать плакать. Она никогда так много не ревела и сейчас с трудом может себя контролировать. Она быстро утирает слёзы, втягивает в лёгкие воздух и пытается сосредоточиться на ингредиентах для зелья, чтобы успокоиться. Она терпеть не может такие истерики, но так часто срывается перед Малфоем.