The History of Bones: A Memoir: A Memoir

Все уже готово. Послезавтра мы будем записываться, когда будем выступать в Space Harajuku. Все просто. Это 1986 год, когда Америка и Нью-Йорк - чудесные места, и любой человек оттуда восхитителен и прекрасен для людей в других частях света.

Space Harajuku - это автосалон на втором этаже торгового центра. Мы проводим саундчек раньше. На улице припаркован звукозаписывающий грузовик. Инженер - Сейген Оно.

Мы проводим саундчек и идем в гримерку поесть. Мы сидим там минут пятнадцать, едим, а когда выходим обратно на сцену, все уже исчезло. На месте зрителей теперь автомобильный салон, где выставлены на продажу блестящие, модные автомобили. Японцы удивительны в этом плане, и еще более удивительно то, что во время саундчека на усилителе Рибота лежал окурок. Когда мы выходим на концерт, он подзывает меня к своему усилителю и показывает, что окурок сохранили и положили на то же место, что и утром, думая, что, возможно, это неспроста. Рибот даже не курит.

Мы даем два концерта и записываем оба. Первый концерт получился немного туговатым, но второй прошел отлично, и мы использовали большинство песен со второго концерта для альбома.

У нас было два дня на сведение. Сейген Оно просто невероятен, он микширует все на лету, и получается лучше, чем я мог ожидать. Я возвращаюсь в отель, слушая "Big Heart" в своих наушниках.

Это один из самых счастливых моментов в моей жизни.

Она становится саундтреком к шумному безумию Токио, превращая его в нечто совершенно иное. Токио воссоздан для "Big Heart": Человек, толкающий тележку с овощами, открывающаяся дверь такси, гигантские неоновые вывески - все это реальное видео, вошедшее в песню. Все обретает новую жизнь.

Группа уходит корнями в прошлое, а я остаюсь, чтобы сделать обложку для альбома. Я пытаюсь выучить японский. Вместе с Казу я иду покупать художественные принадлежности для обложки. В Токио есть "вонючие карманы" - места на улице, где вдруг начинает пахнуть яичным пуком.

"Как вы говорите "воняет"?

"Кусай".

"Кусай коко дес. Казу кусай".

Мы идем в художественный магазин, а потом возвращаемся в комнату. Я пытаюсь написать "Большое сердце" японскими иероглифами. Кадзу сообщает мне, что "Большое сердце" не имеет точного перевода.

"Это все равно что сказать "большая печень" или "большая селезенка".

"Отлично!"

Я работаю над обложкой как сумасшедший. Почти получилось, а потом все испортил. Повсюду бумага. Я не могу до конца разобраться. Хироши заходит ко мне в комнату и спрашивает про обложку. Я отвечаю, что в конце концов сделаю ее. Уходя, он лезет в мусорное ведро и достает два разных рисунка, которые я разорвал пополам. Он кладет их вместе, бок о бок, на стол.

"Как насчет этого?"

"Могут ли они соединить их вместе?"

"Конечно".

Красивая обложка.

 

-

Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Лиза Крюгер, кажется, влюблена в меня. Я выхожу в свет каждый вечер, а она разочарована во мне. Я очень рад записи, но она говорит, что она неаккуратная. Может быть, она и неаккуратная.

Лиза Крюгер - из тех девушек, на которых стоит жениться. Кажется, я уже говорил об этом. Она умная, добрая, красивая, и никакой ерунды, никаких игр. Она замечательная. Но я слишком быстро сгораю, чтобы заметить это.

Она ясно видит, что я не тот парень, который ей нужен, и это приведет лишь к душевной боли. Она хочет получить шанс забыть меня. Я просто не готов к таким отношениям, которых хочет Лиза. Она ведь даже не жаловалась на это, она просто хотела чего-то серьезного.

Я, конечно, не хочу потерять Лизу Крюгер, поэтому на ее день рождения я везу ее на Каймановы острова. Мы довольно приятно проводим время, вот только я не могу спать по ночам, потому что никогда не сплю по ночам и провожу большую часть времени за чтением книги о Зельде Фицджеральд.

Я снова живу в своем доме на Третьей улице, и когда мы вернемся в Нью-Йорк, то поедем туда. Распаковывая сумку, я включаю автоответчик. Последнее сообщение - от Казу. Она в аэропорту Нью-Йорка и едет ко мне домой. Прямо сейчас. Она говорит это так, будто так и было задумано с самого начала. Но это был не план. Лиза не верит мне, встает и уходит.

Я наблюдал за Кадзу в Японии. Она проявляла свои эмоции так открыто, что это пугало японцев. Она видела кого-то, кто ей нравился, и летела через всю комнату, размахивая руками, и обнимала его. В Японии так не принято. К тому же она была гигантом по сравнению с другими японскими женщинами. Я был с ней в баре и видел, как она откинула голову назад и расхохоталась. Другие японцы, окружавшие ее в баре, выглядели в ужасе. Когда Кадзу поняла, что ее поступок встретил столь резкое неодобрение, я увидел, как она съежилась. Вся эта красота была уничтожена ошибочным общественным мнением.

Я увидел его и сказал: "Ты должен переехать в Нью-Йорк".

Это было единственное место для нее, там, в Японии, они поглотили бы ее душу. Видимо, Кадзу решил воспринять это как приглашение, и через две недели она появилась у меня на пороге.