The House

Сэм чуть повернул голову вправо, и его взгляд как теннисный мячик, ударившийся о стену, прыгнул обратно к старухе. Справа сидела очаровательная женщина. Мало того - сидела совсем рядом, касаясь его бедром. И вдобавок смотрела на него. Причем не тем отвлеченно-невидящим взглядом, каким обмениваются обычно, сдавленные со всех сторон часом пик, люди в метро. Сэм успел уловить это за долю секунды. Взгляд был чистым, без пелены анонимности. Прямо на Сэма. Старуха, тем временем, видимо, неудачно куснув орех, с тем же сосредоточенным видом ковыряла в недрах своих челюстей. Сэм снова рискнул повернуть голову вправо. Тот же взгляд. Теперь Сэм смотрел прямо перед собой, боковым зрением ловя происходящее. Кажется, она уже не обращала на него внимания, и Сэму стало спокойнее. Но тут он почувствовал движение ее бедра. Нет, она не прижималась к нему, скорее, отодвигалась. Сэм скосил глаза на ее бедро и увидел руку - кисть руки. Энергичную, красивую, ласковую кисть с длинными пальцами и жилками, чуть просвечивающими через загорелую кожу. Казалось, рука женщины просто лежит на бедре. Но было в этой руке что-то просто завороживающее.

Сэм скорее почувствовал, чем увидел, что рука слегка поглаживает это плотное теплое бедро, как бы массирует его через легкую ткань, слегка пошевеливая пальцами. В этом, невинном в общем-то, движении было что-то невыразимо эротичное, что-то порочно эротичное. Это была очень откровенная рука. Тысяча самых разных мыслей пронеслась у него в голове. То, что рука выделывала с бедром, было сокровенным и яростным. Но, в то же время, вроде бы, невинным. И поэтому совершенно невыносимым. Сэму стало жарко. Он хотел отвести взгляд, но никак не мог. В голове, где-то далеко, позванивали колокольчики. Даже если бы она так поглаживала не свое, а его бедро, он, кажется, не был бы так смущен. Спустя немного времени он отважился взглянуть ей в лицо. Она смотрела перед собой, но так, что было понятно - краем глаза за ним наблюдают. Сэм тоже старался не отводить глаз от блестящего порученя, уговаривая себя, что это ему только кажется. Но все равно видел эти тихие, незаметные со стороны, ласки. Пальцы стали совершать медленные и крохотные круговые движения, их кончики с наманикюренными ногтями чуть подрагивали. Это было маленькое обращенное к нему представление, искреннее и бесстыдное. Сэму казалось, что женщина рядом еле сдерживает рвущееся дыхание, и сам он, против воли, тяжело задышал и напряг низ живота. Колокольчики в голове приблизились и слились в большой мерно раскачивающийся колокол. Тем временем поезд выскочил из-под земли и пошел по железной аркаде над улицей. Вагон, освещенный вечерним солнцем, пустел от остановки к остановке. Сэм изо всех сил боролся с охватившим его наваждением, заставляя себя сосредоточиться на проплывавшем за окном пейзаже.

Неожиданно ее локоть прижался к нему сильнее, и он почувствовал легкое движение - она чуть-чуть прогнула спину, слегка подав назад бедра. Сквозь набат до Сэма донесся не то стон, не то кашель. Это было уже слишком! Колокол в голове замолк, и в полной тишине Сэм вскочил, подкинув старухину руку с пакетиком и, неестественно резко, рванулся к выходу. Как оказалось, в этот самый момент двери поезда, стоявшего на остановке, начали закрываться. Сэм почти проскочил наружу, но сзади дернуло - пола пиджака оказалась в капкане. Он растерянно обернулся, не очень понимая, что присходит. Тут челюсти дверей разошлись, и Сэм увидел откровенно улыбающиеся ему глаза. Нет, это не была его фантазия! Женщина мстительно и удовлетворенно смотрела на него. Двери окончательно закрылись, отделяя его этого подлого взгляда. Поезд ушел.

Постояв на пустом перроне, он понял, что не доехал до дому пару остановок. Садиться в другой поезд ему совсем не хотелось. Он выбрался наружу, пошел домой пешком и, опоздав на полчаса, раздраженный, со все еще пустой головой, остановился на тротуаре взглянуть на свое окно. Ему было обидно. Эта красивая женщина наверняка угадала в нем неизбалованного женским вниманием холостяка, и, движимая непонятной ненавистью, подшутила над ним. Отомстила ему вместо кого-то другого. Зачем ей это? Он ругал себя за то, что не смог насмешливо взглянуть на женщину, за то, что идиотская шутка легко пробила его броню, которую он все же считал крепкой. Он также понимал, что долго еще будет растравлять себя этим воспоминанием. Случившееся беспокоило и раздражало его как пятно на новых брюках.