The House

- Тебе не следовало попадать сюда, - повторила она, приблизившись. И я не знаю, как отправить тебя наверх. Этот лифт, он...

Она подошла совсем близко, и я услышал странный запах, исходящий от нее – терпкий химический запах, почти вкус. Так в моем детстве пахли пролитые чернила. Она хотела еще что-то сказать, но за ее спиной раздался голос, и старуха суетливо, но не меняя выражения лица, дернулась в сторону.

- Здравствуйте, здравствуйте, проходите, - с легким напевом произнес появившийся в проходе человек.

Он был очень худ и высок. Длинные черные волосы, жидкая борода, через которую просвечивал подбородок, крупный нос с узкими «змеиными» очками почти на самом кончике. И взгляд поверх них, вроде бы и доброжелательный, но неподвижно упершийся в меня, а потому жутковатый. И вообще, может быть я слишком живо представлял себе, что творится в этом подвале, но его фигура вызвала во мне смесь отвращения и симпатии, если такое возможно.

- Пойдемте, посидим, поговорим, чаю попьем,- с теми же напевными интонациями продолжил он и двинулся вперед по проходу.

Я и старуха пошли за ним. По дороге, которая заняла всего несколько шагов, она успела шепнуть мне боязливо и гордо:

- Это мой сын, его здесь зовут Шутником. Ты уж, милый, ему не возражай, а то он любит...

Что любит ее сын она сказать не успела, потому что мы уже пришли. Проем в стене был завешен какой-то тяжелой тканью, которую Шутник гостеприимно откинул, пропуская нас вперед.

Я оказался в небольшой комнате с невысоким круглым столом посередине, над которым низко висел уютный оранжевый абажур. По углам смутно обрисовывались громоздкие темные шкафы. Шутник усадил меня в кресло у стола, махнул рукой старухе и снова скрылся в проеме. Я обратил внимание на его странную походку: правое плечо было заметно выше левого, и при этом он, как и свойственно худым и высоким людям, горбился. Старуха скрипнула креслом рядом со мной, тут же придвинулась и сказала:

- Ты сам-то знаешь, куда попал? Ладно, я потом тебе объясню, только очень ты сегодня не вовремя. Тут такое...

Она потерла ладонями ничем не покрытые доски стола и почесала голову под париком. Видно было, что ей хочется что-то рассказать мне, и я чуть наклонился к ней, чтобы дать возможность говорить шепотом, но старуха вдруг вскочила на ноги, так что закачался абажур, и пошла к выходу. По-моему, они столкнулись в дверях: я услышал восклицание, быстрый шепот и, сразу же за этим, появилось перекошенное злостью лицо Шутника. Впрочем, вглядевшись, я решил, что это он просто улыбается мне, неся в руках чайник и чашки. Значит мы действительно будем пить чай. Когда он вступил в круг абажурного света, я бросил взгляд на его ноги. На них были огромного размера кроссовки яркого малинового цвета. Ну и что это должно означать? Мирная и даже уютная реальность этой комнаты успокоила меня, а поставленный прямо на стол чайник и впрямь настраивал на любопытную беседу с этим любопытным человеком.

Он уселся напротив и поставил передо мной чашку – керамическую, слепленную, очевидно, вручную кособокую вещицу со следами пальцев гончара. По краям небрежно, подтеками, темнела глазурь.

- Нравятся мои чашки? Я делал их сам. Вот возьмите ее. Чувствуете? Тут важно, чтобы были чувствительные руки и... вообще все важно, кроме чая.

Он рассмеялся, а я невольно посмотрел на его руку, которой он плотно охватил чашку-уродца. Крупная кисть, выразительная и сильная, странно не вязалась с худым телом. Правда, за столом он смотрелся иначе: фигура не бросалась в глаза, а оставались только взгляд и эта рука. Бледная кожа под бородой сморщилась: он снова улыбался. Но, несмотря на все дружелюбие, с которым он это делал, у меня, как-то невзначай, начало копиться беспокойство. Недостаточное, чтобы попытаться уйти, но отчетливое и многообещающее.

Где-то за моей спиной раздался громкий высокий и протяжный крик, почти стон. Я резко повернул голову. Никого. Хозяин комнаты смотрел на меня выжидающе, и мне показалось, что нас разделяет не стол, а только длина наших носов. Потом он снова отдалился и невозмутимо сказал:

- Кошки. Мои кошки.

Он опустил руку, поскреб о кресло, и я увидел, как вверх метнулась белая полоса. Кошка стояла на его плечах, расставив лапы и задрав хвост.

Он откинулся в кресле, причем кошку, оставшуюся неподвижной, использовал как подголовник. Идиллия у них была полная.

- Ну, о чем же мы будем говорить? Давайте о женщинах. Хотя нет, вам, конечно, любопытно сначала узнать, что же творится в этом очень необычном месте, в этом Доме. А я слышал, что у вас уже какие-то отношения с Джулией. Так? Ну и как она? Хороша в постели? Ну не хотите говорить, не надо. Просто интересно. Она так редко к нам заходит. Ей здесь почему-то не нравится. Она вам что-нибудь рассказывала обо мне?