The Kids Aren't Alright (СИ)

Вокруг него пробегали и проходили ученики, некоторые из них даже натыкались на стоящего, как вкопанный, Жана, но он не обращал на них внимания. Если бы Алексис вышла сейчас из кабинета, возможно, только возможно, он бы изменил своё решение под светом её голубых глаз, но миссис Блум была слишком занята ненавистным отчётом. Сава, сам того не осознавая, глядел в закрытую дверь и тихо плакал. Но время шло — пора было разрешить все свои проблемы разом, быстро и навсегда.

Жан вытащил из рюкзака переносную колонку, подключил к ней телефон, настроил громкость повыше и запустил любимую, как он запомнил, песню Алексис, злосчастную «11 Minutes». Заиграли первые насыщенные гитарные аккорды и все находящиеся в коридоре замерли, не ожидав громкой музыки. Жан закрыл глаза — секунды казались ему часами. «Быстрее, миссис Блум, я ждал этого так долго!» — выдохнул он. В этот момент дверь распахнулась, но перед Сава оказалась Натали, а не вожделенная Алексис.

— Позовите миссис Блум, пожалуйста, — вымученно улыбнулся ей Жан.

Та, удивлённая музыкой, кивнула и крикнула вглубь кабинета имя Али. Послышались быстрые, лёгкие шаги и вот, перед Жаном предстала Алексис Блум, как всегда, великолепная — с длинными пепельными волосами, собранными в высокий хвост, в очках в чёрной «хипстерской» оправе и светло-розовом брючном костюме.

— Я написал вам письмо, — запуская руку в передний карман джинсов, воскликнул Жан, — оно в боковом кармане рюкзака. Прочтите его, пожалуйста.

Не дав ей времени на то, чтобы спросить, что происходит, он одним движением вытащил опасную бритву и, приложив все силы, полоснул ей себе по шее так глубоко, как мог.

Ученики и учителя, будто вставшие на паузу в последние несколько минут, «запустились» вновь. Поднялся визг, шум и гам, одна Али, в безмолвном крике закрыв рот руками, стояла и смотрела, как Жан, упав на пол, инстинктивно зажимает рану, из которой обильно, толчками льётся кровь. Не зная, как ещё помочь ему, она присела рядом и положила его голову к себе на колени, не обращая внимания на то, что горячая, тошнотворно пахнущая железом кровь заливает ей одежду.

— Простите… — выдавил Жан перед тем, как его взгляд потух.

Колонка продолжала орать песню, запущенную на круговое воспроизведение, все бегали, кричали о помощи, куда-то звонили, и лишь Али, прижимая к себе ещё тёплое тело своего ученика, сидела недвижимо. Так продолжалось до тех пор, пока не приехали санитары. Они забрали тело Жана, помогли Али встать и увели её, еле моргающую и дышащую, не замечающую, что Рейчел гладит её по голове уже несколько минут, в машину скорой помощи. В больнице они дали ей успокоительный коктейль, от которого она проспала двое суток…

*

Проснулась Али другим человеком, даже внешне — побледневшей, осунувшейся, со спутанными волосами. В горле пересохло, в глаза будто насыпали песка, но её волновало только одно.

— Письмо, — хрипловато произнесла она.

Сидящая на краю кровати и читающая книгу Рейчел вздрогнула от неожиданности. Проигнорировав её вопрос, она аккуратно погладила жену по щеке:

— Как ты себя чувствуешь?

— У меня на руках умер ученик, как я могу себя чувствовать? — голос её дрожал от слёз, — дай мне письмо. Это было последним, что он сказал.

Рейчел, вздохнув, дотянулась до прикроватной тумбочки и отдала ей плотный, белоснежный, сложенный текстом вовнутрь лист. Али одновременно больше и меньше всего на свете хотела знать, что там написано. Покрутив его во влажных от холодного пота руках несколько секунд, она, всё же, решилась развернуть послание.

«Дорогая миссис Блум.

Не знаю, имею ли я право называть Вас так, или должен был остановиться на «уважаемой», но это моё последнее письмо, поэтому, надеюсь, Вы простите мне такую фамильярность. Я решил уйти, потому что не могу больше жить в боли и унижениях. Я не делал ничего плохого, никому не желал зла, но все ненавидели меня лишь за то, что я отличался от них. Даже родители смотрели на меня как на бракованного, я был не тем сыном, о котором они мечтали. Одна Вы были добры ко мне, с первого дня нашего знакомства в мае 2015. Надеюсь, Вы останетесь такой же благосклонной, и не будете злиться на то, что я решил уйти вот так, у Вас на глазах. Вы не заслуживаете наблюдать за чьей-либо смертью, но я слаб и эгоистичен, мне просто хочется, чтобы последним, что я увидел, было Ваше лицо. Я включу Вашу любимую песню, пусть она хоть немного Вас успокоит.

Я не заслуживаю Ваших слёз, поэтому, умоляю, не горюйте. К тому же, я оставил Вам подарок — под моей кроватью лежит целая стопка рисунков, посвящённым Вам, вдохновлённых Вами. Они не столь прекрасны, как Вы, но я очень старался, в них вся моя душа и всё моё сердце. Попросите родителей отдать их Вам, только не обнародуйте их, пусть они будут лишь Вашими, потому что так и задумывалось.

Я люблю Вас, миссис Блум. Не в пошлом и похабном смысле, а как чистого, честного и доброго ангела, который скрашивал моё жалкое существование последние годы. Не вините никого в моей смерти (особенно, Баэрса и компанию), я всё решил сам.