Стоит войти на кухню, как Юнги жалеет, что решил выпить кофе. Недалеко от входа, прислонившись плечом к шкафчику стоит Чонгук и о чем-то мило разговаривает с красной, как рак Моной. Юнги и не подумал, что возможно брат ночью не уехал к себе, а остался в своей старой комнате. Чонгук одет в темно-серый, сидящий на нем как влитой костюм, волосы уложены, и вся кухня пахнет любимым парфюмом старшего. Юнги даже дышать не хочет, ибо этот запах забивается в поры и заставляет вспоминать вчерашнюю ночь, когда брат был непозволительно близко.
— Доброе утро, — тихо говорит Мин и идет к кофе-машине.
— Оставишь нас, солнышко, — улыбается сестре своей самой очаровательной улыбкой Чонгук, и Юнги кажется, что она сейчас же превратится в лужицу под ногами старшего. Стоит Моне выйти, как Чонгук подходит к усиленно притворяющемуся занятым кофе-машиной Мину и останавливается позади. Юнги чувствует, как шевелятся волосы на его затылке от дыханья старшего, чувствует жар, исходящий от мощного тела позади, и боится двинуться, чтобы, не запутавшись в своих конечностях, не разложиться на полу.
— Вечером я буду на открытии нового клуба, и я очень хотел бы, чтобы ты составил мне компанию, — Чонгук говорит прямо в ухо, опаляет горячим дыханьем лицо, и Юнги сильнее сжимает края столешницы, лишь бы устоять на ногах.
— Меня не пустят, я еще маленький, — еле шевелит губами Мин и охает, когда Чонгук резко за плечи поворачивает его к себе лицом.
— Я приеду за тобой к девяти, дресс-код кэжуал. Я и вправду, очень хочу провести этот вечер с тобой, — говорит Чонгук и смотрит глаза в глаза.
Даже в его вроде пропитанном нежностью взгляде Юнги цепляет угрозу. Будто Чонгук говорит: «Я тебя приглашаю, и отказаться ты не можешь». Юнги знает, что не может, а самое страшное, что он даже не хочет. Он хочет пойти с Чонгуком в клуб, он хочет чувствовать этот невероятный коктейль эмоций, стоит брату оказаться настолько близко, хочет проходить через эту бурю раз за разом, чувствовать, как от подскочившего в крови адреналина ему разрывает сердце. Это и больно, и прекрасно. Чонгук одним взглядом, одним своим голосом выворачивает ему душу. С Чонгуком будто ходишь по лезвию ножа и никогда не знаешь, что будет в следующий момент — снимет ли он тебя с этого лезвия или посильнее надавит на плечи, заставляя острый металл поделить тело ровно на две кровавые части.
И Юнги кивает. Просто кивает и думает, что может выскользнуть и побежать уже к себе в душ, и попробовать успокоиться, но Чонгук так не думает. Оглаживает щеку брата и, нагнувшись, уже губы в губы шепчет:
— Можно?
И Юнги кивает. Он, как болванчик, только и делает, что кивает. Чонгук дьявол — прекрасный, знающий, чего хочет, дьявол, а Юнги в ангелы все равно не записывался, да и устоять невозможно. Чонгук целует медленно, проводит языком по деснам, ловит чужой язык, проходится языком по штанге и, потеряв контроль от короткого стона Юнги в поцелуй, уже вгрызается в чужой рот, целует жестко и глубоко и нехотя отстраняется.
— До вечера, — шепчет в губы дьявол и идет к двери.
Чонгук оставляет за собой абсолютного растерянного, горящего изнутри и все еще ничего не понимающего парня. Юнги выходит во двор и идет прямо к бассейну, где уже нет ни брата, ни друга. Он, как есть, в одежде падает в воду и, даже не пытаясь выныривать, идет на дно.
Вода должна помочь. Не только унять разгорающийся внутри пожар, а просто прочистить мысли, расставить приоритеты, заставить память вспомнить все и распланировать дальнейшие поступки. Юнги запутался: если от Чонгука ему срывает крышу, то от Техена ему хочется жить. И вроде мозг понимает, куда надо стремиться, но от Чонгука сводит конечности… Все те места, где касался Чонгук зудят и болят, Юнги чувствует его прикосновения до сих пор, чувствует этот дурманящий вкус на губах и идет на дно. Буквально. Позволяет воде сомкнуться над головой, полностью расслабляется, прикрывает веки и отдается стихии. Тут на дне хорошо. Тут все знакомо и привычно. Юнги всегда был на дне, это его комфортная зона, здесь его не побеспокоят, и пока вода нежно обволакивает его тело, зализывает раны, оставленные братом, и нежно шепчет слова успокоения на ухо, Юнги тут и останется. Воздуха больше нет, желания выбраться так и не появилось, Юнги сильнее жмурит глаза и понимает, что и тут его обманули, потому что никакого света в конце тоннеля тоже нет. Зато, стоит их открыть, как Мин видит, отчетливо видит черные прожигающие бездонные глаза, которые смотрят в душу, и Юнги даже успевает улыбнуться за секунду до того, как его резко дергают наверх, и весь мираж покоя рушится.
Юнги долго кашляет, помогает легким вытолкнуть забившуюся туда воду и сгорбившись сидит у бассейна, не в силах поднять взгляд на того, кто прервал его идиллию с водой.