The lust (СИ)

Блядский Юнги, вечно маячащий перед глазами. Юнги, которого даже когда нет в поле зрения, он все равно преследует Чонгука, будто, въелся под веки и сидит там. Стоит Чонгуку закрыть глаза, как он видит бледное лицо, мятные волосы и эти глаза, эти ненавистные, заставляющие Чонгука превращаться в зверя, глаза. Мелкий ходит себе, слоняется по особняку и сам даже не представляет, как нервирует Чонгука, как заставляет все время держать себя под контролем, как тому приходится натягивать самому же поводок на своей шее, лишь бы не сорваться и не въебать это ангельское личико об асфальт. Хотя это совсем не то, что планирует зверь, когда все-таки слетит с катушек.

Хочется его видеть. Невыносимо. До взрывающихся искр под черепной коробкой. За грудиной скребется и чешется, все нутро тянется к этому блядскому мальчишке. Подушечки пальцев горят, стоит вспомнить о бархатной коже, по которой он проводил ими. Даже, если Чонгуку придется переться в другой конец страны, он готов на эту жертву, лишь бы увидеть младшего, которого так хочется, и который все не идет в руки.

Чонгук по привычке идет прямо в комнату Юнги и успокаивается, найдя его в постели. Младший в последнее время стал чаще выходить гулять и поздно приходить домой. Чон уже мысленно готовился, что Юнги придется снова ждать, но он лежит зарытый в постель и спит. Чонгук тихо подбирается ближе, легонько проводит пальцами по щеке парня и убирает со лба прядь волос. Юнги похож на спящего ангелочка, и эта мысль умиляет старшего. Чонгук осторожно нагибается и берет с одеяла мобильный Юнги, чтобы положить на тумбочку. Экран загорается, и в глаза бросается так и не прочитанное младшим сообщение.

Чон чуть ли не до треска сжимает в руке телефон, откидывает голову назад и пытается унять ярость, которая заволакивает сознание.

— Сукин сын, — шипит Чонгук и кладет телефон на тумбочку рядом с постелью. Клокочущая внутри ярость не отступает, наоборот все увеличивается и растекается по венам, требуя выхода. Метод борьбы с гневом у Чонгука один — выпустить его. Хочется поехать к Техену, вытащить этого сукиного сына за шкирку из его квартиры и сперва изуродовать его лицо, разбить губы, сломать эти лезущие к Юнги руки. Размазать по стене урода и наслаждаться потом ноющей болью в своих костяшках, зная, чью плоть он только что рвал этими же руками, зная, кому он только что разбил лицо. Но нельзя. Не сейчас.

А потом уже заняться мелким. Чонгука бесит, что ему надо притворяться, бесит весь этот спектакль, когда можно было бы просто утащить мелкого к себе и исполосовать это бледное тело, оставить на нем шрамы, метки, укусы. Посадить на место. Показать принадлежность. Хочется сделать больнее, отомстить за то, что Чонгуку приходится изменять себе. Но надо терпеть. Чонгук отличается трезвым умом и пугающим врагов холодным расчетом, он и с этой битвы выйдет победителем, ничего, что для этого придется терпеть выкидоны Юнги и лебезить перед ним. Потом младший за это ответит. За все ответит. Чонгук стягивает губы в едва различимую полосу, сжимает в кулак ладони и отзывает обратно уже клубящуюся и нависшую над Юнги ненависть.

Собака начинает елозить по постели, и Юнги сладко потягивается, просыпаясь. Окончательно проснувшись, Мин в панике смотрит на возвышающегося над ним брата и неосознанно тянется к собаке. Прижимает ее к груди и ожидающе смотрит на старшего. Юнги весь ежится, заметив убийственный стеклянный блеск в чужих глазах.

— Не хотел тебя будить, зашел проверить просто, — говорит Чонгук, и вся темнота на дне зрачков Чонгука моментально рассеивается. Мин расслабляется.

— Я принес собаку, — сиплым голосом говорит младший.

— Вижу, — улыбается Чонгук и присаживается на постель. — Как назвал?

Чон протягивает руку к псу, но собака сразу начинает лаять, и Юнги приходится удерживать ее, чтобы она не набросилась на брата.

— Вся в хозяина, — смеется старший.

— Холли. Его зовут Холли, — говорит Юнги, нарочно игнорируя последнюю фразу брата.

— Надо купить ему корм и все остальное, что там нужно собакам, — говорит Чонгук.

— Только корм, — бурчит Мин. — Остальное Техен купил.

Юнги кусает себя за язык, поняв, что сболтнул лишнее и готовится уже к скандалу, но Чонгук не реагирует. Будто имя Техена в этом доме стало чем-то нормальным.

— Еще я хочу, чтобы ты продолжил учиться, — меняет тему Чонгук. — Подумай о специальности, кем ты хочешь быть в будущем, я распоряжусь, чтобы тебя зачислили, — Чонгук встает на ноги и идет к двери.

— Стой, — окликает его Мин и, путаясь в покрывале, сползает с кровати.

— Что вообще происходит? Почему ты так изменился? Почему ты не злишься на собаку, на Техена? Я Хосока приглашал в дом! Почему ты не реагируешь? — срывается на крик Юнги. — Это сводит меня с ума. Твое поведение сводит меня с ума!

— Аккуратнее со словами, а то я буду думать, ты нарочно меня провоцируешь, и мне эта мысль нравится, — улыбается Чонгук. — А вообще, ты же не в тюрьме живешь: можешь приводить кого хочешь и встречаться с кем хочешь, — Чонгуку приходится вложить все свои усилия, чтобы слова звучали ровно.