The Man of Property — Собственник

This isn't real old Worcester." He tapped the bowl.	Это не настоящий Вустер, — он постучал пальцем по вазе.
"Now, that set I gave your mother when she married was the genuine thing."	— А вот сервиз, который я подарил твоей матери к свадьбе, был настоящий.
June shook hands one by one with her three great-uncles, and turned to Aunt Ann.	Джун по очереди поздоровалась с двоюродными дедушками и подошла к тете Энн.
A very sweet look had come into the old lady's face, she kissed the girl's check with trembling fervour.	На лице старой леди появилось умиленное выражение; она поцеловала девушку в щеку с трепетной нежностью.
"Well, my dear," she said, "and so you're going for a whole month!"	— Значит, ты уезжаешь на целый месяц, дорогая!
The girl passed on, and Aunt Ann looked after her slim little figure.	Джун отошла, и тетя Энн долго смотрела вслед ее стройной маленькой фигурке.
The old lady's round, steel grey eyes, over which a film like a bird's was beginning to come, followed her wistfully amongst the bustling crowd, for people were beginning to say good-bye; and her finger-tips, pressing and pressing against each other, were busy again with the recharging of her will against that inevitable ultimate departure of her own.	Круглые, стального цвета глаза старой леди, которые уже заволакивались пеленой, как глаза птиц, с грустью следили за Джун, смешавшейся с суетливой толпой, — гости уже собирались уходить; а кончики ее пальцев сжимались все сильнее и сильнее, помогая ей набраться силы воли перед неизбежным уходом из этого мира.
'Yes,' she thought, 'everybody's been most kind; quite a lot of people come to congratulate her.	"Да, — думала тетя Энн, — все так ласковы с ней; так много народу пришло ее поздравить.
She ought to be very happy.'	Она должна быть очень счастлива".
Amongst the throng of people by the door, the well-dressed throng drawn from the families of lawyers and doctors, from the Stock Exchange, and all the innumerable avocations of the upper-middle class-there were only some twenty percent of Forsytes; but to Aunt Ann they seemed all Forsytes-and certainly there was not much difference-she saw only her own flesh and blood.	В толпе у двери — хорошо одетой толпе, состоявшей из семей докторов и адвокатов, биржевых дельцов и представителей всех бесчисленных профессий, достойных крупной буржуазии, — Форсайтов было не больше двадцати процентов, но тете Энн все казались Форсайтами — да и разница между теми и другими была невелика — она всюду видела свою собственную плоть и кровь.
It was her world, this family, and she knew no other, had never perhaps known any other.	Эта семья была ее миром, а другого мира она не знала; никогда, вероятно, не знала.
All their little secrets, illnesses, engagements, and marriages, how they were getting on, and whether they were making money-all this was her property, her delight, her life; beyond this only a vague, shadowy mist of facts and persons of no real significance.	Их маленькие тайны, их болезни, помолвки и свадьбы, то, как у них шли дела, как они наживали деньги, — все было ее собственностью, ее усладой, ее жизнью; вне этой жизни простиралась неясная, смутная мгла фактов и лиц, не заслуживающих особого внимания.
This it was that she would have to lay down when it came to her turn to die; this which gave to her that importance, that secret self-importance, without which none of us can bear to live; and to this she clung wistfully, with a greed that grew each day!	Все это придется покинуть, когда настанет ее черед умирать, — все, что давало ей сознание собственной значимости, сокровенное чувство собственной значимости, без которого никто из нас не может жить, — и за все это она цеплялась с тоской, с жадностью, растущей день ото дня.
If life were slipping away from her, this she would retain to the end.	Пусть жизнь ускользает от нее, это она сохранит до самого конца.