The New world disorder and the Indian imperative

В некотором смысле Опиумные войны - как их впервые назвала лондонская газета "Таймс" - стали кульминацией медленного разворота судьбы обеих великих азиатских империй того времени: Китая в Восточной Азии и Индии в Южной Азии. В 1400-х годах обе эти страны, а также исламский мир были сопоставимы по экономической мощи с Европой. После путешествий Христофора Колумба, переплывшего Атлантику, и Васко да Гамы, достигшего индийских берегов в конце XV века, отношения между европейскими империями и остальным миром изменились. В течение последующих нескольких сотен лет путем завоеваний и торговли они создавали колонии в Азии и Африке, наращивая при этом свое военное, военно-морское и промышленное мастерство. Тем не менее, по данным британского историка экономики Ангуса Мэддисона, уже в 1600 году на Индию приходилось 22%, а на Китай - 29% мировой экономики. К ХХ веку ситуация изменилась: Запад поднялся на вершину за счет промышленная революция, экономическая мощь отразились и в имперской мощи: Только на долю Великобритании и ее колоний приходилось более четверти мировой суши. По словам британского археолога и историка Яна Морриса, «к 1914 году европейцы и их колонисты владели 84% суши и 100% моря».

Глобальный порядок и зарождающаяся международная система в первой половине ХХ века практически полностью формировались для сохранения баланса сил в Европе и стабилизации своих колоний за рубежом. В то время как закладывались основы XXI века, Китай и Индия были урезаны в размерах, что стало исторической аберрацией, которая затушевала масштабы их могущества и влияния на протяжении веков. Для Китая, который так долго существовал на основе непоколебимой уверенности в собственном превосходстве, центральности и универсальности своих норм, ценностей и этики, этот новый период стал началом того, что китайцы считают "веком унижения". Новый мировой порядок уже не основывался на иерархическом порядке Срединного царства, а представлял собой систему, основанную на юридическом равенстве и государственном суверенитете. В его основе также лежали англосаксонские и иудео-христианские религиозные нормы и институты. Эту эпоху определяли демократия, а не империя и свободная торговля, и уж тем более не данничество. Запад утверждал эти ценности сначала через колонизацию, а затем через американскую мощь.

 

После деколонизации и окончания Второй мировой войны на протяжении второй половины ХХ века в Азии постепенно наметился перелом в ее судьбе. Сначала это произошло в 1970-х годах в восточноазиатских "тигровых экономиках" - Японии, Южной Корее и Тайване. Экономический рост Японии был настолько ошеломляющим, что некоторые американцы были обеспокоены тем, что Соединенные Штаты могут оказаться в тени своего бывшего противника; уже в 1989 г. эксперты предрекали первенство "Японии номер один". Однако Япония с населением чуть более 100 млн. человек никогда не смогла бы в одиночку изменить баланс экономических сил. Эта задача была возложена на Китай и Индию, в каждой из которых проживает более миллиарда человек. Начиная с 1980-х годов Китай развивался необычайно быстрыми темпами. Вслед за ним, начиная с 1990-х годов, идет Индия. Затем, в 2014 году, произошло нечто экстраординарное: МВФ объявил, что Китай стал крупнейшей экономикой мира по покупательной способности, обогнав США, которые сохраняли этот статус как минимум с 1872 года.

Возвышение Китая, по сути, стало кульминацией более масштабной тенденции. Сегодня мы наблюдаем постепенное смещение глобальной экономической мощи с Запада на Восток, с Атлантики на Тихий и Индийский океаны. Масштабы этого сдвига невозможно недооценить: Национальный разведывательный совет США (НРС) в своем прогнозе на 2012 год отметил, что «в результате тектонического сдвига к 2030 году Азия превзойдет Северную Америку и Европу, вместе взятые, по глобальной мощи, основанной на ВВП, численности населения, военных расходах и технологических инвестициях».

Однако этот переход ставит сложные вопросы о мировом порядке и его нормативных основах. В Европе столетия войн и конфликтов привели к равновесию, начавшемуся с Вестфальского договора и завершившемуся европейской интеграцией после Второй мировой войны. В Азии такой конгруэнтности нет: идентичность, нормы, культурные традиции и режимы борются за первенство. Старые границы между Восточной Азией, Южной Азией, Западной Азией ("Ближним Востоком" на геоцентрическом языке Запада) и Центральной Азией стираются, но культурные, философские и религиозные влияния всегда преодолевали эти границы и теперь конкурируют в общем пространстве в то самое время, когда происходят значительные изменения в глобальной экономической мощи. Если многополярность - это новая норма, то она наиболее заметна в Азии, где отсутствует объединяющая политическая и экономическая архитектура. Либеральный международный порядок, основанный на трансатлантических ценностях, не имеет аналогов в Азии.