The Nocturnal Ones

Он теряется: подобные вопросы застают врасплох, не знаешь, что на них и ответить. Иногда просто выпаливаешь первое, что приходит в голову.

- Пережить этот момент снова, – он переступил с ноги на ногу, невольно сделав незаметный шаг в сторону.

Она смеется, беспечно, беззаботно, не восприняв эти слова всерьез, как и он – в конце концов, это-то уж точно нереально!

- А серьезно? – хотя, кто серьезно относится к суевериям…

- Я хочу сказать, – наконец серьезно выдает тариец, тут же замолкая, а потом выпаливая: – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Беззаботный смех. Ну это-то уж точно реально, ведь так?

- Конечно выйду.

Наша жизнь коротка, и мало кто из нас доживает даже свой век. Сегодня мы увидим небо таким первый и последний раз.

Проживем её с этим ощущением в груди – в первый и в последний раз.

Ночь сияет, и среди её цветных фонарей полыхает полная луна, улыбаясь своему верному народу, своим любимым детям.

- …в общем, не задалось, – голос Луны вернул Баланара в реальность. – Эта овца Мирана абсолютно непробиваема.

Монстр только молча кивнул, продолжая идти рядом. Ночь ещё была далека от завершения, и до утра было времени как пешком до Лирасса. Впрочем, они и без того шли пешком, даже всадница вела свою питомицу рядом.

Баланар особо не вслушивался в речь Луны: та рассказывала что-то не особо интересное. Слух цеплялся только за сам голос бывшей разбойницы, ровный и чуть ироничный, с неприкрытыми нотками ехидства. Сталкер созерцал небо, на котором виднелись сияющие блики и близящийся к полнолунию серебристый диск. Пока осколки были еле-еле заметны, скорее напоминая тусклых светлячков. Однако через пару вечеров даже северное сияние не сравнится со зрелищем, в которое обратится привычное ночное небо.

Он увидит Большое Сияние снова.

Можно не верить во всего лишь приметы, но случайное пожелание сбылось. Вот только в такой форме, что лучше бы не сбывалось вообще.

Каждое столетие, каждый раз, когда Малое Сияние приходило на небеса, он вспоминал ту тёплую летнюю ночь, даже если сидел среди насквозь замершего ущелья зимой, вглядываясь в полыхающую всеми цветами высоту. Но как-то даже и не приходило в голову мысли о том, что он действительно вновь увидит полную луну во время Сияния, да ещё и опять в середине лета.

Не верилось, что он увидит это вновь, но от этих мыслей совсем не становилось теплее. Наоборот, внутри разрасталась пустота, какая-то глухая и тянущая боль. Он давно уже похоронил всех, кого унесла отгремевшая полторы тысячи лет назад «война», давно и навсегда распрощался со всеми, практически не жалел и не вспоминал о них – смысл?.. никого уже не вернешь! Одни воспоминания сменялись другими, память с трудом восстанавливала отдельные моменты. Уже совсем в общих чертах он мог вспомнить свою жизнь – тот смехотворно малый отрывок своего существования, который можно было назвать жизнью. Сталкер не помнил даже того голоса, некогда бывшего ему родным, близким, не помнил ни лица, ни имени. Сам ведь и пытался всё это вытереть из памяти, сжечь, обратить в пепел, забыть.

И забыл.

Но зачем-то всё раз за разом вспоминал этот момент, обветшавший, стертый и собранный по клочкам, всё больше и больше удивляясь себе, что когда-то был таким. Иногда уже готовый поверить, что этого и не было, это было придумано: нетрудно начать сомневаться в себе и своей памяти, когда начинают стираться те последние черты, что ещё удерживали воспоминания. Когда ты привык быть безжалостным монстром, зверем – и всегда был им, и это «всегда» во много раз превышало то время, когда ты был просто тарийцем. Просто жил и радовался жизни.

Небо начинало сиять, и до праздника оставалось два вечера.

Он действительно дожил до этого момента. Вот только момент этот не будет уже таким, как полторы тысячи лет назад, и от тех эмоций не осталось уже даже воспоминаний – только пепел.

- Ты вообще слушаешь? – ехидно поинтересовалась Луна, обратив внимание на рассеянную физиономию Сталкера.

Тот лишь приоткрыл пасть, что-то сипло и невнятно проговорил, продолжив рассекать темноту.

- Ясно, – кивнула Луна. – Ты уверен, что пойдешь в город?