The Philosophy of Horror

Чтобы кратко проиллюстрировать это, давайте рассмотрим роман Колина Уилсона "Паразиты разума". История представлена как компиляция хроники противостояния человечества с паразитами разума. Эта хроника была почерпнута из множества источников. Так, с точки зрения порядка изложения художественной литературы, она начинается с предположения, что паразиты разума, называемые цатогуанами, существуют. Но дальше изложение идет путем выкладывания из конца в конец последовательных открытий существования этих существ, среди прочего (например, обнаружение руин древнего города - красной селедки, как выясняется). Главный герой, Гилберт Остин, сначала узнает об открытии цатогуанов своим другом - Карелом Вайсманом, которое само по себе является повествованием об открытии. Затем Остин проходит через свой собственный процесс открытия. В ходе обоих открытий приходится избавляться от возможности того, что первооткрыватель безумен. Затем Остин приступает к убеждению своего коллеги Райха в существовании паразитов разума; это несложно, но позволяет провести дополнительную ратиоцинацию и собрать чуть больше доказательств.

Остин и Райх передают свои открытия избранной группе других ученых, многие из которых погибают от паразитов разума. Но выживает достаточно людей, чтобы в итоге поделиться своими открытиями с президентом Соединенных Штатов. Иными словами, сюжет развивается путем раскрытия существования цатогуанцев все большим группам людей. Но даже когда Остин заручился достаточной правительственной помощью, чтобы противостоять паразитам разума, дальнейшие открытия становятся обязательными по сюжету. Остин говорит:

Это было безумно неприятно. Мы владели великой тайной; мы предупредили весь мир. И все же в фундаментальном смысле мы оставались такими же невежественными, как и прежде. Кто были эти существа? Откуда они взялись? Какова их конечная цель? Были ли они действительно разумны или же неразумны, как личинки в куске сыра?

 

Разумеется, читатель тоже хочет знать ответы на эти вопросы, и мы остаемся на борту, чтобы получить их до конца сюжета. Более того, только тогда мы узнаем о свойствах цатогуанцев (и их связи с Луной), которые делают возможным их окончательное уничтожение.

В "Паразитах разума" гораздо больше "философствования", чем во многих других ужастиках: в качестве оружия против цатогуанцев здесь используется несколько мистическая феноменология, которая должна была бы спровоцировать возвращение Гуссерля из мертвых. Но в силу того, что этот роман можно назвать повествованием о непрерывном откровении или раскрытии, он является представителем большого корпуса ужастиков.

Разумеется, то, что открывается и раскрывается, - это чудовища и их свойства. Они являются подходящими объектами для открытия и раскрытия, просто потому что они неизвестны - не только в том смысле, что убийца в детективной фантастики неизвестны, но и потому, что они находятся за гранью познания, то есть за пределами наших устоявшихся концептуальных схем. Это также объясняет, почему их раскрытие и раскрытие их свойств так часто связано с процессами доказательства, гипотезы, аргументации, объяснения (включая научно-фантастические полеты фантазии и магические предания о мифологических царствах, зельях и заклинаниях) и подтверждения. Иными словами, поскольку ужастики основаны на откровении неизвестных и непознанных - невероятных и невероятно-невозможных - существ, они часто принимают форму повествований об открытиях и доказательствах. Ведь неизвестные вещи в образе монстров, очевидно, являются естественными объектами для доказательства.

Применительно к парадоксу ужаса эти наблюдения позволяют предположить, что удовольствие, получаемое от хоррор-фикшна, и источник нашего интереса к нему кроются, прежде всего, в процессах открытия, доказательства и подтверждения, которые часто используют хоррор-фикшны. Раскрытие существования ужасного существа и его свойств является центральным источником удовольствия в жанре; после того как этот процесс раскрытия завершен, нас продолжает интересовать, можно ли успешно противостоять такому существу, и этот нарративный вопрос занимает нас до самого конца истории. Удовольствие здесь, в общем, когнитивное. Гоббс, что интересно, считал любопытство аппетитом ума; в фантастике ужасов этот аппетит разжигается перспективой познания якобы непознаваемого, а затем удовлетворяется через непрерывный процесс откровения, усиленный имитацией (по общему признанию, упрощенной) доказательств, гипотез, подделок причинно-следственных рассуждений и объяснений, чьи детали и движение интригуют ум аналогично подлинным46.