The Philosophy of Horror

Более того, должно быть ясно, что эти особые когнитивные удовольствия, в той мере, в какой они приводятся в движение соответствующим видом непознаваемых существ, особенно хорошо обслуживаются ужасными монстрами. Таким образом, существует особая функциональная связь между существами, которые выделяют жанр ужасов, и удовольствием и интересом, которые вызывают многие вымыслы ужасов. Этот интерес и это удовольствие проистекают из раскрытия неизвестных и невозможных существ, именно тех, которые, казалось бы, требуют доказательств, открытий и подтверждений. Поэтому отвращение, которое вызывают такие существа, можно рассматривать как часть цены, которую приходится платить за удовольствие от их раскрытия. Иными словами, нарративные ожидания, заложенные в жанре ужасов, состоят в том, что существо, о существовании которого идет речь, должно быть чем-то, что бросает вызов устоявшимся культурным категориям; таким образом, отвращение, так сказать, само по себе более или менее обусловлено любопытством, которое закладывает нарратив ужасов. Повествование об ужасах не могло бы дать успешный утвердительный ответ на поставленный им вопрос, если бы раскрытие монстра не вызывало отвращения или если бы он не был таким, что с большой вероятностью вызывал бы отвращение.

То есть между объектами арт-хоррора, с одной стороны, и разоблачительным сюжетом - с другой, существует сильная связь. Сюжеты и темы ужасающих откровений не просто совместимы, они подходят друг другу или согласуются в высшей степени уместно. То, что зрители по природе своей интересуются неизвестным, сочетается с сюжетом, который стремится сделать неизвестное известным с помощью процессов открытия, объяснения, доказательства, гипотезы, подтверждения и так далее.

Конечно, сказать, что ужасающее существо здесь "неизвестно", значит сказать, что оно не вмещается в существующие концептуальные схемы. Более того, если Мэри Дуглас верно описывает нечистоту, то вещи, которые нарушают нашу концептуальную схему, будучи (например) интерстициальными, - это вещи, которые мы склонны находить тревожными. Таким образом, то, что ужасные существа предсказуемо становятся объектами отвращения и ненависти, зависит от того, как они нарушают нашу классификационную схему.

Если главное в ужасных существах то, что сама их невозможность по отношению к нашим концептуальным категориям является тем, что заставляет их функционировать так убедительно в драмах открытия и подтверждения, то их раскрытие, в той мере, в какой они являются категориальными нарушениями, будет связано с некоторым чувством беспокойства, дистресса и отвращения. Следовательно, роль ужасных существ в таких повествованиях - там, где их раскрытие захватывает наш интерес и доставляет удовольствие, - будет одновременно требовать некоторого вероятного отвращения. То есть, чтобы вознаградить наш интерес раскрытием якобы невозможных существ сюжета, эти существа должны вызывать беспокойство, страх и отвращение, как предсказывают теоретики вроде Дугласа, явления, плохо вписывающиеся в культурную классификацию.

Итак, в качестве первого приближения к разрешению парадокса ужаса мы можем предположить, что большинство ужастиков привлекают нас тем, что сюжеты открытий и драмы доказательств возбуждают наше любопытство и способствуют нашему интересу, в идеале удовлетворяя его приятным образом. Но если любопытство повествователя к невозможным существам должно быть удовлетворено путем раскрытия, этот процесс должен потребовать некоторого элемента вероятного отвращения, поскольку такие невозможные существа, ex hypothesi, вызывают тревогу, страдание и отвращение.

Можно сказать, что монстры в таких историях разоблачения должны вызывать тревогу, страдание и отвращение, если процесс их обнаружения должен приносить удовольствие. Другой способ понять это - сказать, что основное удовольствие, которое доставляют нам рассказы о разоблачении, то есть интерес к ним и источник их притягательности, заключается в процессах открытия, игре доказательств и драмах ратиоцинирования, которые их составляют. Дело не в том, что мы жаждем отвращения, а в том, что отвращение - это предсказуемое сопутствие раскрытия неизвестного, раскрытие которого вызывает у зрителя желание, которое повествование пробуждает и затем удовлетворяет. Это желание не будет удовлетворено, если монстр не бросит вызов нашему представлению о природе, которое требует, чтобы он вызывал определенное отвращение.